примеру русских так называемое строительство социализма?
Услышав перевод фразы, Ранкович, скромно и молчаливо сидевший позади Тито, слегка подался вперед. Заплывшие глаза его остро блеснули. Тито почувствовал его взгляд и сморщился, выражая на своем лице напряженную работу сложной, даже мучительной мысли.
— Мы намерены идти своим специфическим путем, — наконец, произнес он. — Я неоднократно подчеркивал это. Наша страна выгодно расположена между Западом и Востоком. Мы не можем плыть вдоль берега какой-либо одной стороны. Для нас это было бы слишком мелко. У нас свой, — я повторяю, свой — серединный путь, свой фарватер…
— Да, мне говорили об этом. — Черчилль перекатил сигару в угол рта и весело улыбнулся. — Но я желал бы услышать от вас лично, мой друг, что Югославию никогда не назовут страной коммунизма без риска впасть в терминологическую неточность.
— Меня, господин премьер-министр, тревожит этот постоянный вопрос о социализме в нашей стране, — медленно, с натугой, сказал Тито, стараясь смотреть прямо в испытующие глаза Черчилля. — Неужели вы придаете значение моим декларациям на этот счет? — спросил он вкрадчиво и покосился на Ранковича.
— В Югославии возможна только своеобразная, особая форма социализма. Этот социализм будет приемлем и для хозяев, и для рабочих, и для батраков, — отмеривая каждое слово, пояснил Ранкович и, пододвинувшись к столу, распластал по нему свои большие пухлые руки с узловатыми пальцами.
— Во всяком случае, строительство социализма у нас — это длительный процесс, — добавил Велебит.
— Геологический процесс? — Черчилль громко рассмеялся. — Прекрасно! — Он облизнул губы и посмотрел отсутствующим взглядом поверх головы Тито. — Ну, в таком случае я могу рассчитывать, что и король и упрямые сербские крестьяне, так называемые кулаки, и деловые люди промышленности и торговли у вас примирятся со столь отдаленной перспективой?
— Да, с ними можно поладить, — согласился Тито. — Национальное единство мы ставим выше партийных интересов.
— Разумно, разумно! — Черчилль с задором всплеснул ладонями и тепло взглянул на Маклина, занятого рассматриванием музейной картины, которую он привез премьеру в подарок.
Генерал ответил понимающей улыбкой, хотя и не разобрал, к чему, собственно, относился поощрительный взгляд Черчилля: к тому ли, что удалось прибрать к рукам Тито, или к тому, что удалось добыть эту картину с изображением мечтающей Медузы.
Пользуясь паузой, Тито хотел было пояснить некоторые стороны своей внутренней политики, но не успел. Черчилль спросил:
— А зачем вам так много вооружения?
— Мы сдерживаем немцев…
— Никого вы не сдерживаете! — запальчиво перебил премьер. — Это мы сдерживаем немецкие дивизии на Балканах. Видели, сколько наших судов стоит здесь, в гавани Неаполя? Они готовы к походу, чтобы высадить моих мальчиков на побережье Югославии. Гитлер боится нашей высадки в такой же степени, как и прихода на Балканы Красной Армии. Еще вопрос… Сколько немецких дивизий находится внутри вашей страны и сколько на побережье?
Тито что-то промычал.
— Не знаете? Так я вам скажу. Семь дивизий на вашем Адриатическом побережье и пять внутри страны, да и эти пять в большинстве своем смешанные; голова немецкая, а туловище и хвост югославские. Похоже скорее на то, что югославы сдерживают югославов. Вы больше тратите времени и средств на грызню между собой, чем на борьбу с немцами. Там, на восточном фронте, немецкие дивизии действительно перемалываются, как зерна на хорошей паровой мельнице. А к вам в Югославию командование вермахта посылает недобитые части, так сказать, на курорт: подлечить нервы и подремонтироваться после России…
Тито сидел весь багровый, вытирая лицо, блестевшее от пота. А Ранкович был невозмутим. Отодвинувшись со своим креслом подальше от стола, он равнодушно взирал на расписной потолок.
Видя, что натиск удался, Черчилль смягчился.
— Итак, вы требуете от нас помощи? — спросил он. — Ну что ж, вы ее получите. В ближайшее время мы займемся перевооружением ваших партизан. Хотите?
— А как с боеприпасами? — повеселел Тито.
— Это зависит от работы наших заводов. Но мы для вас найдем кое-что… Если не у себя, так у других… Кроме того, маршал, Тегеранская конференция предусматривала ведь не только снабжение вас, но также и операции отрядов «коммандос» на вашем побережье. Мы с готовностью высадим у вас несколько дивизий. Для этого вы предоставите нам порты на далматинском побережье и авиационные базы на островах. Я обращаюсь по этому поводу к вам, как к главе государства.
Тито расплылся в улыбке. Он был весьма польщен тем, что британский премьер назвал его главой государства, и немедленно согласился предоставить в распоряжение англичан все порты и острова югославской Адриатики.
Черчилль был доволен. Умышленное искажение им решений Тегеранской конференции дало свои результаты. Он размяк и с увлечением заговорил о том, что никогда не оставит Югославию своим вниманием: ни теперь, ни после, что Балканы — это тот магнит, на который всегда указывает стрелка компаса британской политики, как бы его ни встряхивали.
В заключение он сказал:
— Что же касается ваших внутренних вопросов, маршал, то с целью их разрешения я пришлю к вам господина Шубашича. Он будет продолжать вести с вами переговоры от имени короля Петра. Я имею все основания полагать, что после нашей встречи вы и с ним договоритесь.
— Все будет в порядке, сэр! — молодцевато ответил Тито, опять посмотрев в зеркало.
Утром, в честь окончания «конференции», Черчилль устроил для Тито пикник с поездкой на катере по Неаполитанскому заливу. День был великолепный. Блеск солнца ослепительно рассыпался по темно- лазоревым волнам. Скалистый остров Капри с причудливыми, будто расплавленными очертаниями, казался легким облачком на горизонте.
…Две недели маршала со свитой ждали на Висе. Наконец, он вернулся. Тем же самолетом прилетел на Вис и доктор Шубашич. Он хотел немедленно возобновить деловые переговоры. Но Тито, переполненный впечатлениями от Италии, был рассеян, отвечал невпопад и все думал о чем-то своем. Пинчич с трудом удалось усадить его за один стол с Шубашичем.
Сотрудники штаба гадали: будет ли достигнуто полюбовное соглашение? Пойдет ли Тито на компромисс с правительством короля, которое ведь еще недавно считало его опасным революционным выскочкой? Примет ли Шубашич условие: Тито во главе коалиционного правительства?
В этой суматошной обстановке Хантингтону не так-то легко было увидеться с маршалом. Ольга, следуя инструкциям Ранковича, не допускала к Тито никого. Но доллары сделали свое дело — Хантингтон проник в пещеру к Тито и уговорил его отправиться с ним на морскую прогулку, чтобы конфиденциально переговорить по поручению Вашингтона…
12
Выйдя из укромной бухточки в северной части острова Вис, катер мягко рассекал голубые волны Адриатического моря. Яркое палящее солнце субтропиков знойным туманом окутывало воды и клочок истрескавшейся от жары земли. В маленькой каюте катера было прохладно, как в пещере, а главное — собеседникам никто не мешал. Автоматчики Бошко и Црля расположились за каютой на теневой стороне катера, американский офицер, сотрудник миссии, руководил маршрутом прогулки из капитанской рубки, и лишь постоянный спутник маршала — Тигр, чутко насторожив уши, лежал в каюте под столом.
Тито очень внимательно и серьезно выслушивал вступительные рассуждения Хантингтона о способах
