побег от нас, от капиталистических союзников…
Этот совет в первый момент ошеломил Тито.
— Вы поедете к русским, — все так же спокойно продолжал Хантингтон. — Ну, хотя бы под предлогом координации военных действий в связи с предстоящим вступлением Красной Армии на территорию Югославии. Учтите одно неплохое правило: если не можешь задушить своего врага, то обними его. Но берегитесь. Держите себя крайне осторожно. Один ваш неверный шаг, одна фальшивая нота, одно неосмотрительное движение — и все погибло!
— Но это очень смелый ход! — воскликнул Тито.
— Не каждый на него способен, — подчеркнул Хантингтон.
— Да… Но позвольте, это значит и от англичан бежать?! Сейчас?! Когда мне обещана Черчиллем помощь? — недоуменно спросил Тито.
— Да, и от англичан, — кивнул Хантингтон. — Не смущайтесь. Создается любопытная ситуация: чем дальше вы от нас убежите, тем ближе к нам окажетесь. Это бегство, так сказать, по замкнутому кругу.
— Это что же, ваш личный совет? — почти шепотом выдохнул Тито.
Хантингтон только пожал плечами. Он не привык говорить вслух о том, что могло быть истолковано, как вмешательство во внутренние дела другой страны.
После недолгого раздумья Тито промолвил:
— Что ж, все решено! — и добавил в своей обычной напыщенной манере: — Хотя солнце восходит с востока, но мне оно сильнее светит с запада.
Он только теперь понял, что совершил большую ошибку, покинув «корабль» во время бури. Шквал-то стих, и корабль, выправившись, продолжает идти и без капитана своим курсом. Хантингтон прав: нужно, пока не поздно, вернуться к рулю и вести корабль дальше, чтобы потом иметь возможность исподволь свернуть его с курса на заданное направление. Тито понял также и то, что без него ни американцам, ни англичанам не обойтись в Югославии. Эта мысль наполнила его ликованием, уверенностью в себе, он ощутил под ногами крепкую почву.
Он не спеша поднялся с кресла и, солидно крякнув, подошел к иллюминатору. За толстым стеклом были видны ботинки на толстых подошвах: солдат-янки болтал ногами, сидя на борту катера. Это немного портило пейзаж. Югославский берег виднелся из-под американских каблуков.
Тито поманил Хантингтона;
— Вот, посмотрите-ка.
Катер огибал юго-восточный берег Виса. Справа появились зеленые очертания острова Корчулы.
— Это самый красивый из всех островов Югославии на Адриатическом море. Там есть прекрасные виллы с роскошными виноградниками и садами. Когда кончится война, полковник, мы с вами поедем туда отдыхать, и я подарю вам лучшую виллу в знак нашей дружбы. Хантингтон молча обнял маршала за плечи. Тот стоял, выставив вперед ногу, приподняв голову, правую руку заложив за борт кителя, а левой упираясь в бок: монументальное спокойствие. Именно в такой классической позе стоит в неаполитанском музее статуя какого-то греческого полководца. Простая и вместе с тем такая красивая поза: пластичное движение вверх, гармоническая ясность характера…
Катер подходил к мысу Проментур в Внсском проливе.
Неожиданно послышался свист снаряда, раздался оглушающий взрыв. Столб воды взлетел в воздух. Это ударила немецкая батарея с острова Хвар. Тито побледнел. Овчарка, вскочив, свирепо зарычала.
Хантингтон, опасливо покосившись на нее, бросился к двери и хрипло крикнул наверх офицеру:
— Полный, вперед!
Загудел мотор, забурлила вода за кормой. Катер развил предельную скорость. Еще четыре снаряда один за другим взметнули воду в проливе, но катер уже входил в бухточку. Там маршала ожидал Ранкович с усиленной охраной.
На дороге было пустынно. Никому из жителей и партизан не позволялось ходить в часы прогулок Тито в районе пещеры и по дороге, ведущей от нее к морю. Только английские и американские патрульные чувствовали себя здесь, как дома.
Тито вместе с Тигром поспешил в свою пещеру.
— До встречи в Белграде, сэр, — сказал ему Хантингтон на прощанье и, подняв руку, потряс ею в воздухе.
Он был доволен результатами прогулки. Ему уже мерещились американские звезды и полосы над Балканами, звезды и полосы над одним из важнейших подступов к ненавистной ему Советской России.
13
«…Так мне и не удалось попасть к своим. Время уходило, а дела наши не принимали того оборота, на который намекал Перучица… Напротив, как мне казалось, обстановка складывалась к худшему. План Перучицы был отклонен Поповичем. Строжайший приказ и бдительность агентов ОЗНА, олицетворявших собой всю силу тайной полиции, следившей за беспрекословным исполнением велений свыше, удерживали нашу бригаду в районе Златара.
Илья Перучица на время ушел из бригады. Командир корпуса будто нарочно в самую горячую пору отправил его на учебу в высшую офицерскую школу, созданную Арсо Иовановичем еще в 1942 году. В эту школу командиры батальонов и бригад приходили прямо с поля боя и в течение полутора-двух месяцев изучали основные принципы современной войны, вопросы взаимодействия родов войск и военную тактику.
Ильи Перучицы с нами не было, но о его неосуществленных планах и о директиве Арсо Иовановича знали уже все бойцы. Их трудно было удержать в бездействии.
С высот Златара они часто смотрели на зеленую долину. Иногда, заметив над дорогой облако пыли, стремглав прибегали к палатке Куштриновича с криком: «Немцы идут!». Но командир ничего не предпринимал, ссылаясь на предупреждение Поповича.
Наконец, после долгих размышлений над картой Куштринович надумал план такой операции: засесть с ночи в засаду у дороги, где-нибудь между Нови-Варошем и Банья, и ждать транспорт врага. Бойцы обрадовались: хоть какое-то дело!
Засаду мы устроили перед опушкой леса, у берега речки Бистрица, впадающей в Лим. Несколько больших плоских камней, обвитых плющом, и кусты дрока и боярышника, росшие между ними, хорошо маскировали засевший здесь взвод Филипповича. Остальную часть своей роты я расположил в глубине лесной опушки. Роту Янкова Куштринович поставил на другую сторону дороги в овраге.
Дождались рассвета. Скоро по шоссе должно было начаться движение колонн противника.
Напряженную тишину ожидания внезапно нарушил громкий стук топоров. Бойцы в недоумении и тревоге переглянулись.
Я пошел узнать, в чем дело. Но не успел отойти и нескольких шагов, как встретил запыхавшегося Милетича. Он бежал, громко ругаясь:
— Ну и стратег, черт бы его побрал!
— Кого?
— Да Куштриновича! Считает себя умнее всех! Друже Янков! — позвал он. — Идите-ка сюда!
Мы втроем кинулись к тому месту, где бойцы подрубили высокий молодой дуб. Он с треском упал поперек дороги. Куштринович сидел на старом пне и что-то чертил в тетради.
— Вот полюбуйтесь! — бросил Иован.
— Чем вы тут занимаетесь! — Кича сорвал с себя очки, словно хотел ими ударить по мясистому, покрытому рыжеватой щетиной лицу бывшего четника.
— Салют! Составляю кроки местности, — ответил тот, лениво приподнимаясь.
— Вижу. А зачем делаете этот завал?
— Как зачем? Чтобы задержать противника.
— Да ведь вы демаскировали наше расположение! Засада теперь видна издали!
Сизый шрам на щеке Куштриновича побагровел.
