– Куда подашься-то теперь?
– В лес, – коротко ответила Василиса, наливая коту молока. – В чащу, поглубже. А ты?
– А я… сам не знаю, куда я теперь.
Василисе стало Ивана даже жалко. Ну чисто телок потерянный, от мамки отбившийся. Хоть и свершил за минувшие восемь месяцев немало подвигов, хоть и объехал половину белого света – а все за хвост волчий держась. Свезло дураку середульнего Волховича из капкана вызволить… или не свезло, тут уж как посмотреть.
Пропадет он теперь в одиночку-то.
– Скатерть-самобранку не потерял там? – вспомнила Василиса.
– Не, вот… – высунул край из-за пазухи Иван. – Тебе нужна, что ль? Бери, коль надобна, мне не жалко…
– Да… нет, не нужна, – махнула рукой княгиня. – Оставь себе.
Ночь эту Иван здесь же и провел, на печи. Неспокойно спал, тревожно. Проснулся ни свет ни заря, дернутый за ногу Василисой.
– Слезай, заспиха, – бросила ему юная баба-яга. – Погребение проспишь.
– Чье?.. – моргнул Иван, сваливаясь на пол. – Вчера ж всех хоронили.
– Всех, да не всех. Самое главное еще осталось.
И впрямь – самое главное осталось. Кащей Бессмертный.
Побежденный, обессилевший – но по-прежнему бессмертный.
Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Не мог колдовать. Но убить его все равно не получалось никак – и никто не понимал, отчего.
Обломки Кащеевой иглы нашли и раздробили в крошку. А эту крошку для верности еще и расплавили. Расколотили в пыль и каменное яйцо – просто на всякий случай. Ничего, кажется, не осталось от Кащеевой смерти.
Только он все едино не умирал.
Князь Всеволод отдал Кащея своим катам и заплечных дел мастерам. Вчера те весь день оттачивали на нем мастерство, уморились уже донельзя – а ничего так и не изменилось.
Кащея вешали. Кащея топили. Кащея потрошили. Кащея рубили на части. Кащея пронзали стрелами. Кащея раздавливали каменными плитами. Кащея травили ядами. Кащея варили в кипятке. Кащея сажали на кол.
Ничто его не брало. Он только смотрел на своих мучителей, да улыбался насмешливо-равнодушно. Изредка ронял словцо-другое – говорить он по-прежнему мог.
Но убить его не получалось, да и боли он явно не чувствовал. Даже поизмываться не выходило толком, даже отомстить за все причиненные беды.
Князь Всеволод узнал откуда-то, что Василиса Премудрая стала последней бабой-ягой, и повелел той явиться пред свои очи. И княжичу Ивану тоже – да чтоб меч-кладенец не забыл прихватить.
Василисе пред очами Всеволода представать не хотелось, но отказывать было чревато. Князь Владимирский сейчас первый на Руси средь владык – даже бабе-яге негоже с ним ссориться.
И она пришла. С Иваном вместе спустилась в подземелье костромского детинца. Глубоким то оказалось на редкость, хоть город и невеличка.
Жарко было. Пять полуголых катов орудовали клещами и черпаками, поливали недвижимого Кащея маслом. Когда тот пропитался им, как гусиная тушка, – целиком сунули в раскаленную добела печь.
Кащей сгорел мгновенно. До костей, до голого скелета. Но каты ничуть тому не порадовались. Ведь уже через минуту кости стали покрываться мясом, снова наросла струпная кожа, мелькнули бесцветные старческие глаза…
Все это тут же снова сгорело. Печь пылала так, что потом все обливались. Два дня топили, чтоб до такого ее раскалить.
Но что толку, если Кащей тут же опять стал оживать? Он возрождался гораздо медленней, чем при целой игле – но все же возрождался.
– Живет, скотина… – выдохнул старшой кат. – Никак не помирает… И серебром уж попробовали, и огнем, и осиной… Ничто не берет…
– Ладно, доставайте его, – велел сидящий в углу Всеволод.
Конечно, можно было и дальше держать Кащея в раскаленной печи, не давать вернуться в человеческий облик – да что с того проку? Он все равно даже шевельнуться не может.
Безо всякого почтения царя нежити бросили на голый пол. Через несколько минут тот пришел в обычный свой вид, рассмотрел стоящих над ним людей и криво улыбнулся.
– Что, женка моя Василиса, теперь ты с дураком этим? – спросил он, прищурившись. – Деверем своим, Ивашкой?
– Вот еще, – фыркнула Василиса. – Нужен мне Ванька-Дурак, как боярышне лапти.
– Нужен иль не нужен, а молва вас все равно соединит. Иван-царевич, да Василиса Премудрая, победители Кащея Бессмертного.
– Не царевич я, – огрызнулся Иван. – Княжич.
– Возведут в царевичи, не сомневайся. Хоть ты и дурак.
Всеволоду речи насчет всяких там царевичей не понравились. Поерзал князь на грубо сколоченной лавке и спросил:
– Так что же это, Василиса свет-Патрикеевна?.. Ту ли это вы самую иглу разломали, или не ту все-таки? Живет ведь Кащей! По-прежнему бессмертный!
– Сама вижу, – пожала плечами Василиса. – И невдомек мне причины того, княже пресветлый. Игла та самая, это точно. Силенок-то он всех лишился, сам видишь. И обычных человечьих, и чародейных. Все равно что растением сделался, только что говорящим. Вы ему, главное, пить и есть не давайте – сейчас это ему вряд ли поможет, но… береженого бог бережет.
– Растением… – проворчал Всеволод. – Покуда он растение – то еще ладно. А вот коли он вдруг силы вернет? Поручитесь мне, что не случится такого?!
– Ты ошалел, что ли, старый? – закатила глаза Василиса. – Кто тебе в таком поручится?
Всеволод аж заморгал от такой дерзости. Так с ним разговаривать только Мирошка смел, но он-то скоморох, юродивый. А тут какая-то девка… пусть и боярышня урожденная… пусть и княгиня вдовая… пусть и царица по мужу… пусть и баба-яга новоявленная…
Что-то многовато титулов получалось. Мысленно их все перечислив, Всеволод неохотно обиду проглотил. Решил на сей раз смолчать, но после припомнить при случае.
Когда перестанет быть Василиса нужна, когда расправится он с Кащеем окончательно.
– А что если… что если Кащей уже силы вернул?! – вдруг вскинулся Иван.
– То есть как? – не понял Всеволод. – Ты, Ванюш, слепой, что ли? Вот же он лежит, еле дышит.
– А вдруг прикидывается?! – выхватил меч княжич. – Притворяется, чтоб бдительность нашу усыпить?! А как мы поверим, что он и впрямь ослабел, как отвернемся на секунду – так он сразу ка-ак…
– Хек. Хек. Хек, – с явным удовольствием произнес Кащей. – А что, почему бы и нет? Глядите-ка – дурак-то поумней вас всех оказался.
Всеволод и Василиса опасливо переглянулись. Всеволод осторожно потянулся посохом княжеским, пихнул Кащея в бок. Тот даже не дернулся.
– Да не мели ты глупостей, Ванька! – рассердился князь. – Для чего ему вот так-то прикидываться?! Он же не скоморох какой, чтоб впустую чудить! Ты лучше испробуй на нем меч свой – может, с кладенца какой прок будет?
– Да рубил я его уж Самосеком… – вздохнул Иван. – Толку-то…
Но все ж послушался, рубанул. Ногу отрубил, руку потом. Как во всех прежних случаях – ничего не изменилось. Снова все срослось, только крови лужа натекла.
Черной, ядовитой.
– Еще давай, – велел Всеволод. – Ты меча-то не жалей зазря, Ванюш. Чего его жалеть?
Иван пожал плечами и продолжил трудиться. Самосек в руках странно пощелкивал, словно раздраженный бессмысленной работой.
В конце концов княжич расстарался и разрубил Кащея точно вдоль, как хотел когда-то. На две безупречных половинки.
И все
