– Дописал? – наклонился к одному из писцов Глеб. – Дай прочту.
Писец торопливо присыпал чернила песочком и протянул пергамен князю. Тот пробежал по строчкам глазами, сердито хмурясь. Буквы были красивы и разборчивы, слова тоже все правильные, любезные.
Но вот грамоту писец знал не безупречно. Глеб, конечно, в книжниках не числился, но и то заметил, сколько чертей тот нагородил.
– Имя мое верно пиши, тетеря, – приказал князь, дернув писца за вихры. – Еры проставь мягкие и твердые. А «Мономах» не через «како» пишется, а через «хер». Исправь.
Когда Глеб дописал все письма, за окнами была уже глухая ночь, а богатыри окончательно перепились. Иные и подраться успели, синцов друг другу наставить. Хорошо еще, с оружием в княжий терем их не допустили, большой крови не случилось.
– Эвона как нажрались-то, – брезгливо молвил Глеб, отпихивая ногой булькающего в луже брата. – Ты, боярин, куда смотрел-то? Почему допустил?
– Э, княже, я один, а их вон сколько, – развел руками почти тверезый Бречислав. – Да ты не переживай, они хоть и пили, да честь не пропили, себя не опозорили.
– Оно и видно. Ванька, ты-то ради каких богов столько медовухи выхлестал? Тебе что, собственной дури не хватает?
– Ты почто княжеского сына ногой трогаешь, смерд гунявый?! – промычал княжич. – Я тебя знать не знаю, но уверен, что ты говно!..
– Ты рот закрой лучше, межеумок, – смерил его недобрым взглядом брат. – Ладно уж, боярин, пусть сегодня отоспятся, отдохнут, а завтра с утра ко мне, за грамотками. Обговорил тут с ними, кто куда поедет?
– А как же! – отозвался из-под стола Васька Буслаев. – Дело известное!.. Я в Новгород двину, всех дружков созову! Эх, погуляем там всем миром, с зернью и прелестницами!..
– Тебя не за этим посылают, – мрачно ответил Глеб.
– Да уймись ты, морда, – пьяно отмахнулся Буслаев. – Погуляем, отдохнем, а потом уж и Кащею вставим… ик!.. трут! И подожжем!..
– Ладно, – смерил его тяжелым взглядом князь.
Эх, бросить бы эту рвань в холодную, подержать там седмицу-другую. Да нельзя, не время. При всей своей буйности, дерзости и скотстве Васька Буслаев – богатырь не из последних. Сейчас такими разбрасываться никак не можно.
– Ладно, – повторил князь. – Ты в Новгород. А где твой немецкий товарищ?
– Я здесь, месьё герцог!.. – отозвался из-под другого стола Бова. – Ты не есть волноваться, Бэв д’Антон не подвести!.. Я есть ехать с месьё Бэзилом до Немогарда, а потом далее – в землю Девы Марии. Милостив будет Бог – братство воинов Христа пошлет тебе войско, Глейф.
– Очень надеюсь, – вздохнул Глеб. – Илья Иваныч, и ты уж тоже не оплошай, пособи. На тебя главная надежда.
– Не сумлевайся, княже, – пробасил Муромец, рассматривая дно ендовы. – Приведу тебе силу богатырскую. Всех хоробров соберу, всех князей, бояр, да детей боярских.
– А явятся ли? – усомнился Глеб.
– Коли Иваныч кликнет? – хмыкнул Бречислав. – Явятся! Будь спокоен, княже!
– Ну тогда я на вас полагаюсь, – кивнул Глеб. – Зайди ко мне поутру, боярин. И смотрите у меня, не мешкайте. Времени у вас – вся весна, раньше лета Кащей не выступит. Но уж до начала червня воротитесь железно.
Глава 12
С утра болела голова. Что было ночью, Иван помнил плохо. Куда его ведут – понимал плохо. Хотелось дрыхнуть и рассолу.
Но Яромир не слушал мычаний княжича. Не слушал их и старший брат. Князь Глеб и воевода Самсон провожали Ивана с Яромиром до городских ворот и дальше. На самом рассвете вышли, пока лишних глаз еще немного.
Уходили по-тихому, незаметно. Не нужно кому попало знать, куда княжич с оборотнем отправляются, что с собой везут. Воевода и без того ворчал, что не след этакую важную вещицу прямо навстречу Кащею везти – лучше в Тиборске оставить, под надежной охраной.
– Какая охрана его от Кащея убережет, воевода? – поморщился Глеб. – Он если распознает, где яйцо – так сразу и грянет с небес. Разгромит всю дружину, как в Ратиче. Заберет яйцо, как кота Баюна у тестя моего забрал. А вскрыть яйцо мы не можем, бесполезно оно нам сейчас.
– Может, на закат тогда его увезти, подальше? – предлагал Самсон. – Отдать Илье Иванычу хоть на сохранение.
– И дальше что – так и возить его туда-сюда? Нам оное яйцо вскрыть надо. Расколупать. Вот скажет великая баба-яга: ага, знаю нужный способ, сейчас зелье сварю ядовитое, яйцо в нем и раскроется. Давайте его сюда. А Иван ей: прости, бабушка, яйцо-то мы с собой и не прихватили. Ничего, сейчас живо обернемся… за месяц туда и обратно. Так предлагаешь?
– Ну коли так выйдет, то досадно будет, конечно, – согласился Самсон. – Но может, дружину тогда Иванушке придадим? Гридней хоть с пяток. Уберегут, коли что.
– От Кащея не уберегут, – угрюмо ответил Глеб. – От рати его не уберегут. А вот внимание зряшное привлечь могут.
– Ну хоть парочку-то, – увещевал Самсон. – Все надежнее.
– Да ничего с ним не случится, у него меч-кладенец! – поморщился князь. – На Буяне уцелел – и там уцелеет. Бог любит детей и дураков.
– Я не ребенок! – обиделся идущий рядом Иван.
– А я и не говорил, что ты ребенок.
– Да ну тебя, – еще сильней обиделся Иван. – Вечно меня все дразнят. Ну ладно, девоньки, пора мне, давайте прощаться.
Девицы залились слезами. Было их аж четыре – купеческая и боярская дочки, молодая холопка и половчанка с картинками на всяких местах. Одна другой краше – и все ревмя ревут. Так уж им было жалко расставаться с любимым Ванечкой.
– Ванька, вот сказано ж тебе было – не болтать языком, – зло процедил Глеб, слушая их причитания. – Не на охоту ж отправляетесь, а на задание тайное! А ты… эх, балахвост ты и пустобрёх.
Иван не слушал ворчаний брата. Лобызался с подружками. Он и сам не ведал, как так вышло, что те прознали, что сегодня он снова покидает город. Но вот – прознали как-то, явились аккурат в нужный час. Теперь они теребили Ивана, гладили, пытались прижаться покрепче, волчицами зыркая друг на друга.
Любили княжича красные девки.
С собой они надавали ему гостинцев. Подарочков, чтоб не забывал их. Рося пряник в карман сунула, Марушка ножичком одарила блестящим, Танюшка перстенек на палец надела, а Наталка ленту на лоб повязала. Чтоб волосы на ветру не развевались, в глаза не лезли.
Отогнать Ванькиных зазноб удалось уже только за посадом. Обзывая друг друга тетешками и толстухами, они разлетелись по домам. А братья Берендеичи, да Самсон с Яромиром пошли к лесу, что за околицей.
Там, на самой опушке, зимусь разместилось скромное капище. Пришлый волхв Даждьбога с дозволения князя поставил в нем жертвенник, возвел идола-чура. Был тот усат, бородат и увенчан высоченной шапкой с кругляшком в середке.
Рядом возился старик в белой рубахе. Точил огромный каменный нож, время от
