Луиза непроизвольно дернулась. Ей просто необходим хороший нейроаналитик. Если воспоминания прорываются вот так, то их точно можно выудить из головы, сделать доступными.
— Что случилось? — тихо спросил Клайв. — Тебе нехорошо?
Она глубоко вдохнула. Выдохнула.
Нет, все отлично. Не будет же она рассказывать этому высочеству о том, что когда-то… у нее была мама, близкая, родная и самая любимая.
— Я в порядке, спасибо, — выдавила улыбку, — я уже и забыла, как это — есть мороженое.
— Послушай… — Он помолчал, щурясь на стакан с коктейлем, и был так похож на своего отца, что от этого сходства становилось больно. — Я должен принести извинения за то, как мы себя тогда повели. Я был уверен, что тот парень, который нам проиграл, просто привел… э…
— Проститутку, — подсказала Луиза, — о, я понимаю. С проституткой можно делать все что угодно. Твой друг наглядно это продемонстрировал. Но вся беда в том, ваше высочество, что я просто человек, потерявший память, чем и воспользовался мистер Реми.
— Я не оправдываюсь, я знаю, что виноват. И я очень благодарен тебе за то, что ты согласилась не разглашать этот… мм… инцидент.
— Твой отец умеет заключать взаимовыгодные сделки, — усмехнулась Луиза. — Цена моего молчания — академия.
— Да… отец… — эхом отозвался Клайв.
И умолк, размышляя о чем-то своем. Мороженое медленно таяло в вазочках.
— Ты вроде сказал, что хотел?
— В общем да.
— Ну тогда я пойду?
— Нет. Посиди со мной еще немного. И ты еще не попробовала коктейль.
Луиза решила не спорить. На душе было муторно. Он, конечно, извинился. И мистер Эш подарил возможность учиться в академии. Но разве так просто забудешь, как пальцы Вири впиваются в бедра, оставляя синяки? Треск срываемой одежды. И ее жалкое, сиплое — пожалуйста, не надо, не надо.
— Гай Вири был моим единственным настоящим другом, — внезапно сказал Клайв. — Таких друзей боишься потерять и поэтому позволяешь им… многое.
— У высочества должно быть достаточно друзей.
— Да, было… — Он как-то ссутулился, устало потер переносицу. — Было до тех пор, пока не стало ясно, что я болен. Тогда все как-то начали избегать меня, а Гай — не испугался. Всегда был рядом. Отец вечно занят, ему некогда. А Гай… он всегда мог меня отвлечь.
— Ты выглядишь очень даже здоровым, — осторожно произнесла Луиза.
Кажется, Клайв раскрывал перед ней те дальние закоулки своей души, в которые редко кого пускают.
— Это пока ты не видела меня без одежды, — усмехнулся он. — Мой геном медленно трансформируется, Луиза. Рано или поздно я перестану быть собой.
— И кем ты станешь?
— Должен вроде акдом.
Луиза едва не рассмеялась.
Ну не умеет же врать!
Акды всегда считались самыми кровожадными тварями этой галактики. Некоторые даже сомневались в их разумности — мол, существа, похожие на закованных в рыжую броню богомолов, не обладают развитым речевым аппаратом и по этой причине несостоятельны в плане построения цивилизации. Однако же космос акды осваивали успешно, буквально выгрызая себе дорогу и сжирая тех, кто подворачивался под руку.
— Э… прости, Клайв, но мне кажется, ты мог бы сочинить нечто более правдоподобное.
В синих глазах сверкнул гнев.
— Не веришь?
Следующим движением он резко хлопнул по кнопке, отвечающей за ограждение их столика. Луиза только моргнула, когда из пола выросла голографическая панель почти до потолка.
— Ну так смотри.
И снял свитер.
Луиза прикусила губу. Больно, до крови. Лишь бы не закричать, лишь бы ничем не выдать разом нахлынувшее омерзение.
Грудь, живот, шея. Коричнево-охряные чешуйки, прорастающие сквозь кожу, прорезающие ее, и потому кое-где засохшая кровь. Чешуйки были крупными, размером с ноготь, и совсем мелкими — но они были! Самыми настоящими. Чужими, до отвращения чужими на человеческом теле.
Не соображая, что делает, Луиза медленно протянула руку и потрогала Клайва. На ощупь — гладкое, теплое тело. Все равно что погладить согревшегося на солнце питона. Чужеродное…
— Теперь веришь? — тихо спросил Клайв.
И потянулся за свитером.
— Подожди, — выдохнула Луиза.
Чем дольше она смотрела на чужой покров, погребающий под собой человека, тем более стойким было ощущение противоестественности происходящего.
— Неправильно, — пробормотала она, — что в тебе не так?
И то же самое «неправильное» она чувствовала, даже не осознавая, в мистере Эше.
На неизмеримо краткий миг она словно окунулась в розоватое марево кошмара: тело Клайва уже было пронизано тонкими нитями, точно коконом. Что-то скользкое толкалось, пульсировало под ребрами, врастая тонкими корешками в человеческое тело.
— Что это? — Превозмогая страшную слабость, продираясь сквозь вставшие перед глазами багровые волны с клочьями гнойно-зеленой пены, она выбросила вперед руку, ладонью накрывая нечто чужое, бьющееся в теле. — Чужое, — повторила невольно.
И стиснула пальцы, как будто было очень важно — поймать это самое «чужое».
Перед глазами потемнело, и она упала в серые объятия обморока.
Выныривая из беспамятства, она почувствовала, что лежит на чем-то мягком. Первой внятной мыслью почему-то была глупая и неуместная — мороженое растаяло. И от невозможности снова ощутить вкус сладкого молока и увидеть себя маленькой вдруг стало так горько, что слезы покатились градом. Она съежилась на постели — своей постели, кто-то перенес ее туда — и уткнулась носом в подушку, давясь рыданиями.
Кровать прогнулась под чьим-то весом, сильные руки обхватили Луизу за плечи, поднимая, усаживая на кровать. А потом она оказалась прижата горячей щекой к прохладной рубашке с запахом мяты и дорогого табака.
— Не плачь, — он невесомым касанием убрал с ее лица волосы, — успокойся. И расскажи, что случилось. Как мне наказать этого засранца?
— М…мороженое, — выдохнула Луиза.
Как странно, ее совершенно не беспокоил тот факт, что брат императора держит ее, бережно прижимая к себе, укачивая. А вот потеря вазочки с мороженым отзывалась тупой пульсирующей болью под сердцем. Ее маленькие, по-детски пухлые пальчики, розовая манжетка платья…
— Какое мороженое? — не понял мистер Эш. — Что он с тобой сделал, а? Я предупреждал, чтобы не смел даже приближаться.
— Растаяло. — Она всхлипнула. — Оно мне так понравилось… Простите… сэр…
— Прекрати, — глухо ответил он, — при чем здесь мороженое? Со мной связался Клайв, попросил прийти, потому что у него, видите ли, проблемы. И что? Я все бросаю, перебрасываю сигма-тоннель к точке вызова. Ты в обмороке на полу, мой отпрыск спешно одевается, мелет какую-то чепуху. Посреди кафе в центре города. Что это было, Луиза?
Мысли походили на густой кисель. Ах да. Перед этим Клайв показывал ей свою болезнь, если, конечно, это можно так назвать.
Луиза медленно отстранилась, уставилась на мокрое пятно на ткани рубашки. Затем осторожно подняла взгляд, чтобы увидеть твердые очертания подбородка с легкой щетиной, сурово сжатые губы. Взгляды встретились. В синей глубине плавился лед. И еще — непонятная боль и жажда.
— Не надо его наказывать, сэр, — тихо сказала Луиза. — Клайв пытался извиниться… ну… за то…
— И для этого надо было раздеваться?
— Он сказал, что болен, — пожала плечами, — а я не поверила.
— Понятно, — мистер Эш кивнул. — Так
