— Послушайте, — она храбро встретила усталый взгляд пронзительно-синих глаз, — что я могу вам предложить, чтобы вы навсегда забыли о том, что произошло?
Она вздрогнула. Нелепый вопрос. И ответила даже прежде, чем успела подумать:
— Вы на самом деле полагаете, что все это можно забыть?
Хозяин поморщился.
— Я понимаю. Я пытаюсь предложить вариант, который устроит всех нас. В любом случае не забывайте о том, что я могу просто стереть ваши воспоминания. Насильно. Но я не хочу… вам и без того досталось. Поэтому я спрашиваю, на что вы готовы обменять ваше молчание.
Она не понимала. Зачем он спрашивает? Он — хозяин.
И повторила это вслух.
— Здесь нет рабства, — он сцепил пальцы домиком и устало посмотрел на нее, — вы совершенно вольны идти куда вздумается. Я дам вам некоторую сумму… скажем, это будет возмещение причиненного ущерба, физического и морального. В обмен, сами понимаете, на молчание. Так что скажете?
— Но мне некуда идти, — пробормотала она. — Я всегда мечтала о свободе, но… если вы меня просто так отпустите, куда я пойду? Я никогда не была в империи Квеон. Кем я тут буду?
— Вы можете вернуться домой.
— Я понятия не имею, где мой дом.
Мужчина разглядывал ее, склонив голову к плечу. Затем вдруг усмехнулся.
— Вот, знаете… Если мы сейчас проверим вашу нейроматрицу и убедимся в том, что каждое сказанное вами слово — правда, то я, пожалуй, смогу вам помочь.
— Я готова. — Она пожала плечами.
Действительно, чего ей бояться проверки?
Все, что она говорит, — чистая правда.
— Чтобы быть свободным гражданином империи, нужно иметь хорошее образование, — медленно произнес хозяин. — Вы хотите учиться?
И тут что-то словно взорвалось внутри. Радужный шар, наполненный теплом, радостью, мелкими щекотными пузырьками, что заставляют кровь быстрее бежать по венам.
Учиться!
Кажется, когда-то… в той, другой жизни… она училась.
Ведь не просто так осели в памяти многие технические термины.
Странно, правда? Себя не помнит, а то, что выучила когда-то, — пожалуйста.
И, едва веря собственной удаче, прошептала:
— Вы… правда можете… это устроить?
— Могу. Ну так что?
— Я согласна, — выпалила она, боясь, что хозяин передумает, — согласна!
— И никто никогда не узнает, что было в апартаментах Клайва?
— Клянусь.
Она не раздумывала.
Но ведь оно того стоило, верно?
Мужчина усмехнулся, покачал головой.
— Вам будет непросто. Там, куда я вас определю, вообще непросто. Но зато перспективы просто шикарные. Готовы бороться?
— Да, да!
Не в силах справиться с охватившей ее эйфорией, она вскочила на ноги, прошлась по комнате, затем стиснула руки на груди и повернулась к нему.
Хозяин — или уже не хозяин? — с легкой улыбкой наблюдал за ней.
И — боже мой! — в те мгновения показался невероятно, непостижимо красивым.
До легкой, тянущей и сладкой боли в груди.
— Вы прямо сияете, — добродушно сказал он. — Я рад, что мы пришли к соглашению. Но все же придется проверить вашу матрицу, а потом еще пройти тестирование. Вам придется выбирать специализацию, а для этого нужно понять, где вы сможете учиться.
Она улыбнулась.
— Я готова. Проверяйте!
— Нет-нет, не прямо сейчас. — Кажется, он даже смутился. — Уже ночь, проверка займет несколько часов. Давайте вернемся к этому вопросу утром. Я буду ждать вас за завтраком, вы ведь не откажетесь со мной позавтракать?
Мотнула головой.
Да за такие перспективы — все что угодно.
А завтрак — это такая малость.
— Хорошо.
Он поднялся, кивнул на прощанье.
— Доброй ночи. И прошу прощения, я так и не узнал, как вас зовут. Мне придется подготовить вам новые документы, а я даже не знаю…
— Я тоже не знаю, — вырвалось горестное. — Я не помню, как меня звали.
Удивленно приподнятая левая бровь. Точь-в-точь как у сына.
— Честно, не знаю. — Она растерянно развела руками. — У меня нет имени.
Он пожал плечами.
— Я понял. Значит, будет. Доброй ночи, мисс.
Она проворочалась без сна до рассвета. Да и как тут уснешь, когда судьба повернулась светлой стороной, когда несколько сказанных слов переворачивают жизнь с ног на голову?
Еще вчера… вещь.
Завтра, возможно, свободная женщина с отличными перспективами.
Он сказал, что будет непросто. Но она не боится. Справится. В конечном счете должна же она переиграть эту злобную суку под названием судьба?
Она даже вскакивала с постели, подходила к окну, вглядывалась с надеждой в небо — а ну как светает?
В темном бархате мерцали незнакомые звезды, складываясь в рисунки неведомых созвездий, две луны разливали голубоватый свет. Если присмотреться, то далеко, за черными макушками высоких деревьев, светили огни большого города. В доме стояла ватная тишина, изредка прерываемая испуганными вскриками ночных птиц.
Ей захотелось открыть окно, вдохнуть полной грудью воздух свободы — но не решилась. А вдруг это запрещено и тот замечательный мужчина, что пообещал учебу, рассердится?
Она привалилась спиной к шершавой на ощупь стене, закрыла глаза. Какой уж тут сон…
«Доброй ночи, мисс».
Низкий голос, от которого становилось приятно и щекотно в груди, все еще звучал в ушах. И несмотря на то что этот замечательный человек выторговал ее молчание, все равно было легко и радостно на душе. Она вновь стояла на пороге, распахивая дверь в светлое, новое, волнующее…
Наконец она снова легла в кровать. Спальню медленно затопили предрассветные сумерки, глаза начали слипаться. Тело сделалось легким, почти невесомым, и, словно с горки, она соскользнула в сон.
Ее крепко держат.
Нет, руки и ноги привязаны к жесткому креслу. Голова зафиксирована в металлических зажимах. Над ней склоняются незнакомые люди в стерильно-белых комбинезонах. Раздается тонкий, едва слышимый визг — так может звучать только крошечный бур. К лицу стремительно приближается сверкающий инструмент, он пищит, точно комар, вгрызается в лоб прямо под линией роста волос. И сквозь этот кошмар, как будто завернутая в плотный ватный кокон, она слышит свой собственный вопль:
— Мама! Мамочка! За что-о-о?!!
Она забилась, стремясь вырваться из крепко держащих ее рук.
— Нет! Не-э-эт! Мама!..
Сон и явь смешались. Отвратительный стрекот инструментов, запах антисептика, склянки с цветными лекарствами. Руки прижаты к бокам, зажаты в тисках. Горячих. И сквозь рвущийся из горла вопль слышится мягкое:
— Ш-ш-ш, тихо. Это сон. Всего лишь сон.
«Дыши», — приказала она себе.
Конечно, сон. Но тогда почему же не двинуть ни рукой, ни ногой? Странный сон. Даже в самую черную полосу жизни на борту шхуны, когда Реми куда-то вез ее, кошмары не снились. А тут на тебе.
Она с опаской открыла глаза, и первое, что увидела, был ворот белой рубашки, уголок гладкой загорелой кожи, тусклый блеск старой на вид цепочки. Едва соображая от ужаса, рванулась прочь от мужского тела, от крепких рук.
— Пустите!
И тут же, никем не удерживаемая, плюхнулась на мягкую перину, утонула в воздушном одеяле. Хозяин медленно поднялся, сунул руку в карман. Еще через минуту он
