– Люблю.
Я коротко коснулась его губ своими и выскользнула из ниши. Быстро огляделась и на цыпочках рванула к лестнице.
Глава 7
Смерть отца поставила всё с ног на голову. Хилберт ходил по замку полночи после его погребения, распугивая слуг, которые ещё не ложились по окончании поминального пира, – будто призрак. И, конечно же, никто из них не пытался спросить, в чём причина его бессонницы. Все и так всё знали. Ренске пыталась задержать его в комнате – лаской и уговорами, но он просто не мог усидеть на месте. Всё давило на него: стены, потолок и даже мутный свет Шадова ока, что едва-едва струился сквозь пелену нескончаемых туч. Проклятые тучи, нет им конца и края, всё тянутся, тянутся со стороны Пустоши, будто сам Тёмный бог извергает их из своего рта. Впрочем, Алдрик всегда предполагал, что извергаются они совсем из другого места Шада, но сути это не меняло. Весь Волнпик был пропитан этим смрадным дыханием – почти неощутимым, привычным. Но если задуматься – сразу подступает тошнота. Сколько Хилберт ни жил здесь, а всё равно не мог перестать обращать на него внимание. Особенно заметно это невыносимое амбре становилось после возвращения из дальних краёв антрекена.
Вот и сейчас Хилберт чувствовал, как этот запах пронизывает всё тело извечной угрозой и обещанием, что однажды он заполнит собой многие земли вокруг, а не только замок, что стоял на границе с Пустошью уже несколько сотен лет. Сколько по нему ни ходи, а всё равно его бесконечные переходы выведут к башне, а там и наверх, на площадку, которая утопает в душных облаках так, что порой с неё ничего нельзя увидеть. Но сегодня ночь почти ясная. Почти: тут можно увидеть чистое небо очень редко. Несколько дней: когда кто-нибудь из Стражей принимает в себя силу Знака через обретённую девушку-Ключ. Отец должен был развеять эту муть на многие зимы вперёд и дать новую жизнь родовой магии, которая угасала год за годом. Он был старшим в древнем роду ван Бергов. Глава Стражей. Теперь, как его не стало, наступят и вовсе смутные времена. Пока новый Глава не примет сильный Ключ и не проведёт через древний ритуал.
Хилберт вышел на верхний ярус башни, уже заранее прикрыв глаза, прежде чем открыть всегда запертую на щеколду дверь – чтобы не распахивалась бестолково. Он не знал, зачем идёт сюда: как будто в зове Пустоши сегодня можно было услышать что-то новое. Тот доносился то громче, то тише – с дальней стороны широкой полосы безжизненной земли, за которой остались на отрезанных благословенных землях прародители всех, кто жил сейчас в антрекене, – оуды. Наверное, это просто было испытанием, проверкой, может ли он ещё сопротивляться. Хилберт каждый раз взывал к глубинам магии Стражей, что ещё остались в нём – где-то на самом дне души, как вода в почти пустом кубке. И пока побеждал. А если когда-нибудь не удастся – будет ли жалеть?
Но и сегодня он не услышал ничего, кроме того же вынимающего душу гула. Если прислушаться – можно было разобрать отдельные голоса, что говорили на незнакомом языке. Они обещали что-то: то ли смерть, то ли вечную мудрость.
Хилберт прошёл по площадке чуть дальше, едва борясь с желанием развести руками в стороны этот клубящийся туман вокруг – да всё равно бесполезно. И тут увидел вдалеке, у парапета, стройную девичью фигурку в белом платье: таком, в каких были сегодня все женщины на погребении. Ещё несколько шагов – и он узнал Паулине: по длинным тёмным, будто чернильные нити в воде, волосам, по гордо, даже упрямо выпрямленной спине, по плавному изгибу плеч. Её невозможно было не узнать. Только что она делала здесь в такой час? Неужели и её сюда вновь привёл зов? Получается, она не лгала? Не пыталась надавить на жалость и приблизиться только для того, чтобы после ударить больней…
– Мейси дер Энтин! – окликнул её Хилберт, медленно приближаясь.
Если она сейчас под властью зова, лучше не пугать, не подходить резко. Но девушка как будто не услышала. Она так и осталась недвижимой, только ветер, неугомонный, никогда не спящий, трепал тонкие чёрные пряди за её спиной, закручивая спиралями и путая. Но вдруг аарди опёрлась ладонями на парапет сильнее. И в мгновение ока легко вскочила на него. Будто взлетела. Хилберт бросился к ней, холодея от испуга и неожиданности.
– Стойте, мейси!
Он лишь успел дотронуться кончиками пальцев до взметнувшегося подола – и девушка, слегка оттолкнувшись, рухнула вниз. Сердце подброшенным камнем застряло в горле. В глазах потемнело, а зов загромыхал в ушах, ликуя и заставляя содрогаться всё внутри от жуткого хохота. Хилберт упал животом на каменное ограждение, свешиваясь вниз, пытаясь увидеть хоть что-то ещё сквозь пыльную муть. Но светлая фигурка потонула в ней мгновенно. Словно унесённое ветром перо.
Не может быть – голосил рассудок. Такого просто быть не может. Чтобы Паулине решила покончить с собой. Тем более так. Но разве подобная смерть её матери и тот кинжал в её руке, которым она себя ранила, не доказательство, что такое всё же могло случиться? Здесь, в Волнпике, могло произойти что угодно.
Если это шутка воспалённого воображения, обман Пустоши, которая любит жестокие игры, то Паулине сейчас в своей комнате. Хилберт оттолкнулся ладонями от парапета и метнулся обратно в замок. Неведомо как не сломав по дороге шею, сбежал по лестнице, ударяясь плечами то в одну стену, то в другую. И всё твердил про себя, что этого не могло случиться. Он едва не кубарем вывалился на ярус башни, где жили Дине и Паулине, без стука ворвался в комнату аарди и встал у порога, озираясь. Было темно, как у гарга в заднице. Даже светлая постель виднелась сквозь мрак едва-едва.
– Паулине! – гаркнул Хилберт.
Тихий испуганный вздох раздался в тишине покоев. Шорох, шевеление на постели. Девушка быстро зажгла свечу на столике рядом с кроватью и уставилась на него, подняв от подушки слегка взлохмаченную голову.
– Вы с ума сошли, мениэр? – Вялым жестом она потёрла глаза, хмурясь.
Да, он почти сошёл с ума… От сердца отлегло. Всё же подлянка от Пустоши. Но сейчас Хилберт не тревожился за своё душевное здоровье: гораздо больше его беспокоила мысль о том, что увиденное под действием зова могло случиться на самом деле. Могло – в любой день. Когда Паулине просто не сумеет побороть голос Пустоши. Ведь она не живёт с этим с самой юности, а
