А еще Никита увидел лежащих на носилках Бадмаева и Васнецова. Подполковника как раз собирались уносить еще два санитара. Взяли носилки они так, чтобы нести вперед головой, это обнадеживало.
– Бадмаич… – прохрипел Филин. – Слышишь меня? Живой?
– Дырка… нету, – тихо, но внятно ответил старшина. – Мало-мало… башка ударил.
– Молчите оба! – приказал первый санитар.
– Наши где? – Филин поерзал, усаживаясь поудобнее.
Удивительно, только с каждой секундой он чувствовал себя все лучше. Ему больше не требовалась помощь в виде понюшки нашатыря или умывания затхлой водой из солдатской фляжки. Противный звон в ушах становился все тише, перед глазами не осталось и следов мутной пелены, а тело вернулось хозяину почти целиком. Разве что левая рука все еще оставалась слабой и дрожала.
– Во дает, – проронил первый санитар, обращаясь ко второму. – Говорю же, нет у него контузии. Повезло в полный рост.
– Я задал вопрос, рядовой. – Филин добавил голосу строгости.
– Впереди. – Санитар кивком указал в западном направлении. – Километра на три продвинулись. Там старая железная дорога и полустанок какой-то. Аккурат до него одним махом рванули. А сейчас, наверное, еще дальше ушли.
– Слышал, Бадмаич?
– Поезд смотреть надо важно. Эти чотгор-шулмас[5] и поезд вместе. – Старшина обмяк, но не так, чтобы совсем, а просто выдохся.
– Это верно. – Филин оперся о плечо первого санитара и поднялся на ноги. – Тоже думаю, что как-то связаны эти неубиваемые фрицы с тем поездом.
Голова слегка кружилась, но стоял капитан достаточно твердо. Постояв пару секунд, Никита наклонился, выудил из-под слоя смешанной с пеплом земли почти не обгоревший ватник, затем нашел автомат – тоже вроде бы ничего, целый, оделся и забросил оружие на плечо, как мотыгу. Ощущение оружия в руке придало бодрости, и Филин внутренне «взвился», как те соколы из песни, орлом.
– Вы чего, товарищ капитан?! – Санитар не возмутился, а скорее изумился. – Вам в санбат надо!
– Бадмаева несите. Я сам. – Упреждая возражения санитаров, Филин махнул рукой. – Это приказ. Выполняйте.
– Есть. – Первый санитар пожал плечами.
Никита был уверен, что, если бы не субординация, боец покрутил бы пальцем у виска.
Санитары подхватили носилки со старшиной, но прежде чем они двинулись в тыловом направлении, Филин спросил о главном:
– Кого еще удалось откопать? Ефрейтора поблизости не находили?
– Никого. – Первый санитар взглянул на капитана виновато. – Выжгли тут гвардейцы все под ноль.
Филин нахмурился и отвернулся.
– Нету… тела, – прошептал Бадмаев. – Леха… жив.
Никита, не оборачиваясь, похлопал старшину по плечу и кивнул санитарам.
Бадмаев был прав. Пока не найдено тело, списывать Покровского со счетов не следовало. Хотя, если было прямое попадание, например, тела и не будет. Одни «клочки по закоулочкам», как в той сказке.
Мысль вдруг скользнула дальше, и в голове эхом повторились следующие слова Бадмаева: «Леха… жив». Старшина произнес их, как отдельное предложение. Уверенно так сказал. Почти заявил. Ашир будто бы откуда-то знал, что Леха жив, и поэтому здесь нет его тела.
Расспросить старшину капитан теперь не мог, бойцы-санитары с носилками уже скрылись из вида, поэтому пришлось просто отложить в голове, на крайней полочке, что судьба Покровского пока в тумане, и заняться главным вопросом. Точнее, вопросами: что за антинаучная мистика разгулялась на данном участке передовой и прилегающей местности? и есть ли тут действительно связь с тем поездом за линией фронта?
В первом приближении связь вроде бы имелась, вот и Бадмаев подтверждал. Но не потрогаешь – не узнаешь. Филину требовалось убедиться во всем лично: на глаз, на ощупь, а если потребуется, то и на зуб…
Так бывает с похмелья: бодрость духа и энергия в теле вдруг в один миг сменяются полным безразличием и ощущением какого-то фарша вместо мышц. Именно так, в один миг, резко. Шел себе, шел, почти насвистывал, как вдруг… раз!.. и накрыло медным тазом. Жизнь сделалась никчемной, тело покрылось липким потом, а вместо упругих мышц образовалась бумажная масса, хоть фигурки папье-маше лепи.
В такой момент наилучший вариант – лечь на травку, расслабиться, выдохнуть и прикрыть глаза на пять минут. Спать не обязательно. Главное – расслабиться.
Но это если с похмелья. Если дело в контузии, все сложнее. Что бы там ни заявлял будущий доктор, а пока что санитар из Отдельного медико-санитарного батальона, встряхнуло Филина изрядно, а значит, последствия просто обязаны сказаться.
Когда Никита вышел на тропу, по которой еще полдня назад разведгруппа улепетывала из немецкого тыла, его качнуло пару раз с такой силой, что Филин едва не встал на четвереньки. Все обошлось, но передвигаться капитан начал осторожнее, без ухарства, с учетом как его там… анамнеза, кажется. Филин дважды отлеживался по поводу ранений, поэтому кое-какие медицинские словечки запомнил. Анестезия, инфильтрация, гангрена… еще чего-то там. Расширять словарный запас Филину не хотелось. На госпитальной койке хорошо, сонно и сытно, но на свежем воздухе лучше.
Вокруг снова стояли корабельные сосны, воздух пронизывали ароматы смолы и увядающей травы, а мшисто-хвойная подстилка пружинила под ногами. А еще имелось холодное небо над головой и полное непонимание происходящего – внутри этой самой головы.
Низких утробных звуков больше не ощущалось, тут никакого сходства не прослеживалось, но Филин опять не знал, что там за деревьями. Танки вряд ли. Если только свои. Поезд?
«Да, поезд. Смотреть надо важно. Прав Бадмаич, очень важно его осмотреть! И обязательно изнутри».
Капитан невольно ускорил шаг. Организм отреагировал на это легкой тошнотой. Никиту едва не согнуло под ближайшим кустиком, но Филин взял себя в руки. Что съедено до огневого налета, провалилось. Мое. Точка.
На подступах к железнодорожной ветке атмосфера сгустилась до подобия газовой атаки. Нещадно чадили то ли какие-то резиновые изделия, то ли растекшийся неведомо из каких емкостей мазут. Ветер путался в соснах и до насыпи долетал на последнем издыхании, а потому черный дым большей частью метался над пятнистым составом. Прочь улетала едва ли десятая часть.
В обрамлении черных клубов загадочный состав выглядел и вовсе мистической придумкой американского писателя Эдгара Аллана По. Наряду с книжкой Жюля Верна про подводную лодку сборник рассказов этого сочинителя был настольной книгой Филина. Ну, после историй про Шерлока Холмса. Эти три книги так и лежали в одной стопке.
Возвращаясь к теме: загадочный поезд стоял на месте. Все рефвагоны оставались закрыты, пассажирские, наоборот, нараспашку, тепловоз дремал, а пулеметы и зенитки склонили стволы долу. Никакого личного состава выше рельс не наблюдалось. Большинство «грачей», похоже, улетело, а те, что остались, лежали теперь вдоль насыпи. Жареными кусками.
Это выглядело неприятно, но вполне объяснимо. «Катюши» ведь жахнули, что тут удивляться? Гвардейские реактивные минометы не разрушили железную дорогу и даже не скинули с нее тяжелые вагоны. Секретный подвижной состав был поврежден лишь частично. Зато для живой силы противника «катюши» устроили адский кошмар. Все равно, что гиперболоид инженера Гарина.
Осмотревшись, Филин вскарабкался на скользкую от мазута
