Мато вытаскивает меня на широкую улицу, которая петляет между редко стоящими домами. Мы пробираемся сквозь толпу к автомобилям, виднеющимся вдалеке. Но внезапно люди начинают двоиться у меня перед глазами.
Я напрягаюсь и пытаюсь сосредоточиться, но очертания разделяются и расходятся все дальше, как будто передо мной находятся два отдельных города.
Но это не сбой зрительного модуля. Это что-то новое. Как будто я открыла еще одно измерение.
– Мато, – выдыхаю я. – У меня получилось.
Я поняла, что это. Ведь совсем недавно пыталась добиться этого сама. Но, видимо, чтобы совершить прорыв, потребовалось потерять руку и оказаться в смертельной опасности. Боль в запястье проломила защитную стену в сознании, и, несмотря на ужас, шок и дрожь, охватившие тело, меня захлестнуло волной удовлетворения.
– Кажется, у меня получилось дробление.
Мато замедляется и поворачивает голову. Я чувствую, как он сосредотачивается на манжете, проверяя данные, а затем отключается.
– Не уверен, – говорит он. – Нам нужно убраться отсюда.
Внезапно из манжеты вырывается неконтролируемый импульс, разлетаясь по пустыни и небу. Панели людей подсвечиваются у меня перед глазами, а затем блекнут. Вдали слышен гул машин. Энтропия превращается в пульсирующие сияющие огоньки у меня за спиной. Я перевожу взгляд на голубей с кобальтовыми перьями и замираю.
В этой стае есть что-то странное. Я всматриваюсь в птиц и пытаюсь понять, что именно, но тут замечаю четыре точки белого света позади стаи. Они высоко в небе и приближаются с севера.
– Бомбардировщики, – выдыхаю я и пытаюсь помочь Мато, который тащит меня по улице.
Мой разум воспаряет над городом и, проносясь мимо стаи, устремляется навстречу самолетам. К нам приближаются четыре бомбардировщика, которые облепили маленькие гудящие беспилотники. Манжета тут же подключается к их спутниковым интерфейсам, и я легко получаю доступ к их элементам управления.
– Кажется, я смогу их взломать, – шепчу я, чувствуя себя так, словно выпила пару рюмок алкоголя.
– Да, но не все, – говорит Мато, проталкиваясь сквозь толпу людей. – На них установлены уникальные межсетевые протоколы. Как только ты доберешься до одного, остальные тут же отключатся от сети. Нам нужно отыскать машину и убраться подальше отсюда.
Машина. Слово эхом проносится сквозь хаос в сознании, поэтому я отвожу взгляд от самолетов и отправляю еще один импульс из манжеты. Вокруг нас сотни автомобилей, и тысячи их частей подсвечиваются у меня перед глазами, но мое внимание приковывает горящая точка у подножия горы. Она приближается и направляется к нам.
Коул. Это его джип. Он возвращается за мной.
– Нет, – ошеломленно шепчу я и останавливаюсь.
– Пошли, – рычит Мато. На мгновение на его лице вспыхивает отчаянное и ожесточенное выражение. – Я не собираюсь умирать сегодня.
– Остальные возвращаются.
– Плевать! – взрывается он и вновь тащит меня вперед. – Думаю, они видели бомбардировщики.
– Я не позволю им умереть.
– Это их решение. Они же уже выбрались за черту города.
Сглотнув, я качаю головой и пытаюсь вырваться из его хватки. Но он крепко удерживает мою правую руку, а второй просто нет. Точка света, в которую превратился джип Коула, приближается.
Я не могу позволить им вернуться сюда и умереть.
Переведя взгляд на бомбардировщики, я дроблю разум надвое. Его словно разделяет спайка, но я сосредотачиваюсь, и мир делится еще на две части.
Четыре неба. Четыре горизонта. И четыре точки внимания, которыми я устремляюсь в сердца четырех бомбардировщиков. Системы управления тут же вспыхивают передо мной – они сложные, но, если постараться, их можно взломать. Я могла бы их взломать даже по одному, но теперь мое сознание раздроблено на четыре отдельных части. Сделав вдох, я, как таран, врезаюсь в стену воспоминаний и пробиваюсь сквозь нее.
Голос Цзюнь Бэй вновь звенит в голове. Ноги подгибаются, а перед глазами все плывет, но разум уже проникает в системы бомбардировщиков так же легко, как нож в масло. Меня больше нет – больше я не одинокий голос в темноте. Я – хор. Симфония алгоритмов и насилия, вонзающаяся, словно нож, в сердца каждого из них.
Вредоносные коды вырываются из меня, как воздух из легких.
– Катарина… – начинает Мато, но замолкает и переводит взгляд на небо.
Голуби разлетаются в разные стороны, а их крики превращаются в раскаты грома, когда темные бомбардировщики проносятся сквозь стаю. Их стальные тела кружатся, вращаются и вырисовывают кривые, пока не врезаются в землю. Огненные шапки взрывов озаряют ночь, и из них вырастают столбы оранжевого пламени, вокруг которых образуются черные вихри голубей. Я прижимаюсь к Мато, чувствуя, как сотрясается грудь, а запах дыма и серы раздирает горло.
Он медленно опускает меня на землю. Его руки крепко сжимают мои, и я понимаю, что он дрожит. Наши тела вырывает из темноты свет фар, а затем джип с визгом тормозит на дороге. Машина еще не успела остановиться, а двери уже распахиваются.
– Кэт! – кричит Коул.
Я не вижу его, потому что перед глазами расплываются серебристое пятно и дрожащие голуби, словно кто-то поставил видео с ними на повтор у меня в голове. Вот только дрожат не они, а я. У меня начался припадок. Грудь сотрясается от конвульсий, а перед глазами то все расплывается, то снова становится четким. Я слышу топот.
– Кэт, что случилось? – Голос Коула срывается, а взгляд обезумевший. – Мато, что происходит?
– Она спасла нас, – опускаясь на колени рядом со мной, говорит Мато.
В его голосе звучит благоговение, а взгляд заволакивает бездна.
Я смотрю в его глаза и позволяю этой темноте утянуть меня.
Глава 26
Я прихожу в себя и пытаюсь стряхнуть остатки беспамятства, но веки словно налились тяжестью. Подо мной что-то твердое и холодное, во рту пересохло и ощущается вкус пепла. Скорее всего, я в каком-то помещении, потому что
