На самом деле Линь Юнь не нуждалась в подобных утешениях. Сев за компьютер, она принялась за работу. Получалось у нее так здорово, что я задался вопросом: а чем она занималась во Всемирной паутине раньше? Через два дня Линь Юнь успешно загрузила наши данные и программы на сервер SETI@home (как мы выяснили впоследствии, находящийся в Университете штата Калифорния в Беркли).
Этот эпизод показал мне, что у Линь Юнь гораздо меньше моральных принципов, чем у меня, и ради достижения своих целей она способна пойти на любое безрассудство.
Всего через два дня все две тысячи наших «сторожей экрана» были скачаны с сервера SETI@home, и на наш компьютер рекой хлынули результаты. На протяжении нескольких дней мы с Линь Юнь часами наблюдали за тем, как нарастают объемы данных, восторженно представляя себе, как две тысячи компьютеров, разбросанных по всему земному шару, работают на нас.
Однако на восьмой день, включив компьютер и подсоединившись к серверу «Новых концепций», я обнаружил, что поток данных иссяк. Последним был получен текстовый файл следующего содержания:
«Мы отдаем свои скромные усилия на решение величайшей задачи, стоящей перед человечеством, но сталкиваемся с таким бесцеремонным обманом. Вам должно быть стыдно!
Нортон ПаркерДиректор SETI@home»Я почувствовал в груди ледяной холод, словно нырнул в прорубь. Придя в уныние, я даже не нашел в себе сил, чтобы позвонить Линь Юнь. Она позвонила сама.
– Я все знаю. Но я звоню не поэтому, – сказала она и добавила: – Загляни в книгу записей нашего старого сайта.
Открыв SEML@home, я увидел в книге записей новое сообщение на английском языке:
«Я знаю, что вы вычисляете. ШМ. Не теряйте напрасно время. Приезжайте ко мне!
Россия, Новосибирск, наукоград Кольцово[6]
24-я улица, дом 106, квартира 561».
ШМ. Сокращенно «шаровая молния».
Глава 9
Сибирь
– О, шум ветра в соснах! – восторженно воскликнула Линь Юнь.
Однако в настоящий момент я не был склонен обращать внимание на эстетику; все мои мысли были только о том, как укутаться в куртку. Сквозь метель горные вершины вдалеке казались смутными тенями.
Самолету потребовалось четыре часа, чтобы долететь из Москвы до аэропорта Новосибирска, что добавило еще один слой ощущения нереальности происходящего поверх того, что я уже испытывал с тех пор, как неделю назад приземлился в Москве. Единственным слабым утешением была мысль о том, что это место находится ближе к Китаю.
Получив сообщение, мы сразу же поняли, что речь идет о чем-то серьезном, однако я никак не мог предположить, что мне представится возможность попасть в Сибирь. Но неделю назад Линь Юнь сказала, что мы с ней отправляемся в Россию в составе группы технических советников. По ее словам, Россия и Китай практически договорились о производстве в Китае истребителя Су-30, и нашей группе предстояло проработать с российскими партнерами детали контракта. Я был в группе единственным специалистом по молниям. Такое совпадение показалось мне странным, и я спросил у Линь Юнь, как ей удалось все устроить, на что она загадочно ответила:
– Я задействовала кое-какие свои возможности, к которым мне не хотелось прибегать, когда мы искали рабочую станцию. Однако сейчас другого пути не было.
Я понятия не имел, о каких возможностях она говорит, но не стал настаивать.
Прилетев в Москву, я обнаружил, что делать мне на переговорах абсолютно нечего, впрочем, как и Линь Юнь. Мы побывали в конструкторском бюро Объединенной авиастроительной корпорации, а также на нескольких оборонных предприятиях.
Как-то раз Линь Юнь отпросилась у руководителя группы и куда-то ушла, и вернулась в гостиницу только поздно вечером. Заглянув к ней в номер, я застал ее сидящей неподвижно, с красными глазами и размазанными по щекам слезами, что крайне удивило меня, поскольку я считал, что она никогда не плачет. Линь Юнь ничего не сказала, а я не стал спрашивать, однако все три последующих дня в Москве она пребывала в подавленном состоянии. Этот случай показал мне, что жизнь у нее гораздо более сложная, чем я предполагал.
Когда делегация поднялась на борт самолета, чтобы возвращаться домой, мы сели на другой самолет, который вылетал в том же направлении, однако конечная его цель находилась значительно ближе. На самом деле расстояние от Новосибирска до Пекина меньше, чем до Москвы.
В аэропорту мы сели на такси и поехали в наукоград Кольцово, до которого, по словам водителя, было около шестидесяти километров. По обе стороны от заснеженного шоссе кружила бесконечная вьюга; за сплошной белой пеленой темнел лес. Линь Юнь кое-как говорила по-русски, и таксист принялся что-то оживленно ей рассказывать. В какой-то момент он обернулся ко мне, дрожащему от холода на заднем сиденье, и, словно посочувствовав тому, что я оказался исключен из разговора, неожиданно перешел на беглый английский.
– …Наукограды – это романтическая идея пятидесятых, наполненная чистотой и невинностью той эпохи, идеалистическими мечтами построения нового мира. Однако в действительности эта затея оказалась далеко не такой успешной, как, возможно, вам приходилось слышать. Удаленность от крупных городов вкупе с транспортными проблемами ограничивала распространение научных достижений и новых технологий. Недостаточное число жителей мешало становлению культуры, что шло вразрез со стремлением к урбанизации, и в тщетной борьбе с крупными городами, изначально обреченной на неудачу, наукоградам оставалось только смотреть, как ученые и специалисты перебираются в более привлекательные места.
– Что-то вы не похожи на обыкновенного таксиста, – заметил я.
– Он сотрудник Сибирского отделения Российской академии наук, – объяснила Линь Юнь. – Он… как вы сказали, какая у вас специальность?
– Я занимаюсь комплексным планированием неосвоенных районов Дальневосточного экономического региона, и сейчас, в эпоху быстрых денег, эта работа никому не нужна.
– Вас уволили?
– Пока что нет. Сегодня воскресенье. Подрабатывая частным извозом, за выходные я получаю больше, чем за целую неделю у себя в институте.
* * *Машина въехала в наукоград, и мимо нас по обеим сторонам улицы понеслись дома пятидесятых и шестидесятых годов, а на площади, как мне показалось, стоял памятник Ленину. От этого города веяло ностальгией, чего не бывает в древних городах с тысячелетней историей. Они слишком старые – настолько старые, что человек не ощущает связи с ними, настолько старые, что теряются все чувства. Однако вот такие молодые города навевают мысли о только что минувшей эпохе, о проведенных в них детстве и юности, о собственном прошлом, собственной истории.
Машина остановилась перед пятиэтажным зданием в спальном районе, застроенном рядами одинаковых домов. Перед тем как уехать, водитель, опустив стекло, сказал на прощание памятные слова:
– Это самый дешевый район в городе, однако людей, живущих здесь, никак нельзя назвать дешевыми.
Войдя в подъезд, мы оказались в полумраке здания пятидесятых годов постройки, с низкими потолками. Стены были обклеены предвыборными листовками различных политических партий. Дальше нам пришлось продвигаться на ощупь. С помощью
