Тем временем волна энергии реакции макросинтеза распространялась во все стороны от эпицентра, преодолев все три круга мишеней и превратив в радиусе ста километров в пепел все восемьдесят тысяч тонн микросхем. Волна двинулась дальше, расширяясь более чем до тысячи километров, превращая треть территории страны в дремучее первобытное состояние, и только тогда наконец огромные объемы микросхем, встретившихся у нее на пути, заметно ослабили ее.
Глава 32
Линь Юнь,
часть вторая
В какой-то момент дождь закончился, и за окном показались первые проблески рассвета.
Подобно ночи моего дня рождения в юности, эта ночь полностью изменила меня. Теперь я был уже не тем человеком, что прежде. Я потерял слишком многое, хотя в тот момент еще и не мог точно сказать, что именно; но я чувствовал, что от меня осталась лишь хрупкая пустая скорлупа.
– Хочешь слушать дальше? – пьяным голосом спросил Динг Йи. Глаза его налились кровью.
– Что? Нет, больше не хочу.
– Это про Линь Юнь.
– Про Линь Юнь? А что еще можно про нее сказать? Продолжай.
* * *На третий день после реакции макросинтеза на полигон приехал отец Линь Юнь.
К этому времени значительная часть более чем трехсот макроядер была выпущена в воздух. Как только отключались удерживавшие их электромагниты, танцующие «струны» быстро расходились во все стороны и вскоре бесследно исчезали. Оставшиеся тридцать с небольшим «струн» были помещены в надежное хранилище для дальнейших исследований. Обслуживающий состав также в основном покинул полигон, и в этой части пустыни Гоби, в двух разных столетиях ставшей свидетелем двух мощных выбросов энергии, снова воцарилась тишина.
Генерала Линя сопровождали до места реакции только полковник Сюй и Динг Йи. Генерал заметно осунулся и постарел по сравнению с совещанием в Пекине, состоявшимся совсем недавно, однако он сохранил неукротимую силу духа, оставшись несломленным.
Три человека приблизились к краю огромного зеркала, образованного макросинтезом. На поверхность намело тонкий слой песка, но она по-прежнему оставалась гладкой и блестящей. В зеркале отражались клубящиеся над головой облака, и создавалось впечатление, будто кусок неба упал в пустыню – или же открылось окно в иной мир. Генерал Линь и сопровождающие молча стояли перед зеркалом, и казалось, словно время в этом мире остановилось; в том же мире, которому принадлежало зеркало, оно стремительно неслось вперед.
– Уникальный памятник, – заметил Динг Йи.
– Пусть песок медленно погребет его, – сказал генерал Линь. Появившиеся у него на голове седые волоски трепетали на ветру.
И тут появилась Линь Юнь.
О ее появлении возвестил лязг затвора, передернутого часовым. Подняв взгляд, все увидели молодую женщину, стоящую в четырехстах метрах по другую сторону зеркала, но даже на таком расстоянии все ее узнали. Линь Юнь направилась к нам прямо по зеркальной поверхности. Генерал Линь и остальные сразу же поняли, что это настоящая Линь Юнь, а не видение, поскольку у нее под ногами хрустел песок, ритмично, словно тиканье секундной стрелки, и на нем оставались отпечатки ее ног. Отражения облаков продолжали свою беспорядочную пляску в зеркале, а молодая женщина шла по ним, время от времени поднимая руку, чтобы смахнуть со лба короткие волосы, взъерошенные ветром со стороны пустыни. Когда Линь Юнь была уже совсем близко, все разглядели, что форма на ней аккуратная, почти новая, и хотя лицо ее было бледным, на нем сохранялось спокойное, ясное выражение. Наконец она остановилась перед отцом.
– Здравствуй, папа, – тихо произнесла Линь Юнь.
– Линь Юнь, что ты натворила? – спросил генерал Линь. В его негромком голосе прозвучали глубокая скорбь и отчаяние.
– Папа, по-моему, ты очень устал. Не хочешь присесть?
Охранник притащил деревянный ящик из-под оборудования, и генерал Линь медленно опустился на него. У него действительно был изможденный вид. Быть может, впервые за всю свою долгую службу в армии он не скрывал свою усталость.
Приветливо кивнув полковнику Сюю и Динг Йи, Линь Юнь улыбнулась.
– У меня нет оружия, – повернувшись к охраннику, сказала она.
Генерал Линь махнул охраннику. Тот опустил автомат, однако палец его остался на спусковом крючке.
– Папа, я правда никак не предполагала, что макросинтез обладает такой мощностью, – сказала Линь Юнь.
– Ты оставила треть страны без защиты.
– Да, папа, – подтвердила она, потупившись.
– Линь Юнь, я не собираюсь тебя осуждать. Для этого уже слишком поздно. Это конец всего. Я думаю только о последних двух днях, о том, почему ты сделала этот шаг.
– Папа, мы пришли сюда вместе, – глядя отцу в лицо, сказала Линь Юнь.
– Да, дитя мое, – тяжело кивнув головой, сказал генерал Линь. – Мы пришли сюда вместе. Для тебя этот путь не был коротким. Возможно, все началось с той жертвы, которую принесла твоя мать.
Прищурившись, генерал уставился на отражение голубого неба и облаков в зеркале, словно стараясь заглянуть в прошлое.
– Да, я помню ту ночь. Это был праздник середины осени. Суббота. Из всех малышей в детском саду для детей военных я осталась одна. Я сидела на стульчике во дворе, сжимая в руке пряник, которым меня угостила воспитательница, но смотрела я не на него, а на калитку. «Бедняжка Юньюнь, твой папа на службе и не сможет забрать тебя сегодня, – сказала воспитательница. – Тебе придется остаться на ночь в садике». «Папа никогда не забирает меня из садика, – ответила я. – Меня забирает мама». «Твоя мама умерла, – сказала воспитательница. – Она отдала свою жизнь за родину. Больше она никогда не заберет тебя из садика, Юньюнь!» Я уже знала страшную правду, но теперь надежда, которую я лелеяла на протяжении целого месяца, окончательно умерла. Все это время входная калитка садика являлась мне во сне и наяву. Разница заключалась лишь в том, что во сне мама всегда входила в калитку, но, когда я не спала, калитка оставалась закрытой… Та субботняя ночь стала переломным моментом в моей жизни. Мое одиночество моментально превратилось в ненависть, в ненависть к тем, кто отнял у мамы жизнь и вынудил папу оставлять меня одну в садике даже в день праздника.
– Я приехал к тебе неделю спустя, – сказал генерал Линь. – Ты не выпускала из рук спичечный коробок с двумя пчелами. Воспитательницы боялись, что пчелы тебя ужалят, и пытались отобрать у тебя коробок, но ты плакала и кричала и не отдавала его им. Твоя ярость их испугала.
– Я сказала тебе, что хочу выдрессировать этих пчел так, чтобы они жалили врага, как они жалили маму, – сказала Линь Юнь. – Я даже с гордостью изложила тебе свои соображения насчет того, как убивать врагов. Помню, я сказала, что свиньи любят есть, поэтому нужно выпустить много-премного свиней туда, где живут враги, чтобы свиньи съели все продовольствие и враги умерли от голода. Еще я
