Соседка снизу приняла его дар сдержанно. Она подозрительно поглядывала на коробку с аккуратно сложенными шелковыми блузками и свитерами. Однако ей не удалось скрыть блеснувшую в глазах алчность, когда она увидела шубу. Пан Б. повесил ее на дверь.
Когда они сели за стол и съели по кусочку пирога, запивая его чаем, старый пан Б. решился.
– Пани Стася, – начал он, драматически понизив голос.
Женщина подняла на него заинтересованный взгляд. Ее живые карие глаза тонули в омуте морщинок.
– Пани Стася, у меня тут возникла проблема… Скажите, у носков есть шов, такой, знаете, по всей длине?
Она молчала, удивленная вопросом, потом немного поерзала на стуле.
– Дорогой мой, что вы говорите? Как это – есть ли у них шов? Конечно, есть.
– И всегда был?
– Что вы имеете в виду, когда говорите «всегда был»? Разумеется, всегда.
Женщина чуть взволнованно смахнула со стола крошки пирога и пригладила рукой скатерть.
– Пани Стася, а какими чернилами пишут авторучки? – спросил он затем.
Не успела она ответить, как пан Б. нетерпеливо добавил:
– Синими, верно? Авторучки, с тех пор как их изобрели, пишут синими чернилами.
Улыбка постепенно исчезла с морщинистого лица женщины.
– Вы не волнуйтесь. Бывают еще красные и зеленые.
– Ну да, но обычно синие, правда?
– Хотите выпить? Может, по рюмке настойки?
Он хотел отказаться, потому что пить ему было нельзя, но, видимо, решил, что ситуация исключительная. И согласился.
Женщина отвернулась к мебельной стенке и достала из бара бутылку. Старательно наполнила две рюмки. Руки у нее немного дрожали. В комнате все было белым и голубым – обои в голубую полоску, белое покрывало и голубые подушки на диване. На столе стоял букет искусственных цветов, белых и голубых. Наливка наполнила рот сладостью и загнала опасные слова обратно в глубь тела.
– Скажите мне, – осторожно начал пан Б., – вам не кажется, что мир изменился? Что его словно бы, – он подбирал слова, – не ухватить?
Она снова улыбнулась, словно бы с облегчением.
– Конечно, дорогой мой, вы абсолютно правы. Время ускорилось, вот и все. То есть оно-то как раз не ускорилось, просто ум у нас уже изношен, и мы не успеваем за временем так, как прежде.
Пан Б. беспомощно покрутил головой, показывая, что не понимает.
– Знаете ли, милый мой, мы с вами напоминаем старые песочные часы. Я про это читала. В таких часах песчинки от частого пересыпания становятся более округлыми, стираются, и песок пересыпается быстрее. Старые песочные часы всегда спешат. Вы не знали? Так же и наша нервная система, она тоже уже изношена, понимаете, она устала, импульсы пролетают сквозь нее, словно через дырявое сито, поэтому нам кажется, что время течет быстрее.
– А другие вещи?
– Какие другие вещи?
– Ну, например… – он старался придумать какой-нибудь ход, но ничего не приходило ему в голову, так что он спросил прямо: – Вы слышали о прямоугольных почтовых марках?
– Как интересно, – ответила она, подливая им настойки. – Нет, никогда.
– Или о рюмках с носиком. Вот, как эти. Раньше у них не было носика…
– Но… – начала она, но он не дал ей договорить.
– …или банки, у которых крышки откручиваются по часовой стрелке, или то, что на часах вместо двенадцати теперь ноль, вот, и еще… – он умолк, слишком возмущенный, чтобы закончить фразу.
Она сидела напротив него, сложив руки на коленях, вдруг смирившись, любезная, корректная, словно бы разом лишившись всей своей энергии. Лишь чуть сморщенный лоб свидетельствовал о том, насколько ей неудобно в этой позе. Она смотрела на старика-соседа напряженно и разочарованно.
Вечером он, как обычно, лег на кровать жены, в которой спал со дня ее похорон. Натянул одеяло до кончика носа и лежал на спине, глядя в темноту и прислушиваясь к биению собственного сердца. Не спалось, так что он встал и достал из шкафа розовую ночную рубашку жены. Прижал ее к груди, из горла вырвался короткий всхлип. Рубашка помогла – сон наконец пришел и аннулировал все.
Визит
– Выключи уже меня, – попросила она. – Я устала.
Лена сидела на своей кровати, держа на коленях какую-то старую книгу, но было видно, что она не читает. Я села рядом, потому что мне сделалось ее жаль. Я смотрела на плавную линию ее худой сгорбленной спины со слегка торчащими лопатками. Она инстинктивно выпрямилась. Виски у нее были с сильной проседью, возле уха прыщ. Она потрогала его пальцем, выступила кровь. Инстинктивно я тоже поднесла руку к уху. Лена сняла маленькие жемчужные сережки и положила мне на ладонь, я спрятала их в карман. Странное чувство, неприятное, смутное: что-то не в порядке и требует ремонта. Я обняла Лену за пояс, положила голову ей на плечо и выключила. Я постаралась сделать это ласково.
Лена появилась у нас последней, совсем недавно, поэтому каждая из нас может ее выключить, но делаю это обычно я, перед сном. Сегодня я подумала, что хорошо поработала и могу сделать это пораньше, чтобы помочь Лене – она целый день убирала, боролась с молью в платяном шкафу, а потом ругалась с издателем. Ей наконец удалось разобраться с налогами, теперь она собиралась напечатать наши фотографии из последнего путешествия. С налогами возникли какие-то проблемы – не знаю точно какие, я не спрашиваю, мне удается в это не вникать. Я занимаюсь только теми вопросами, которые требуют принятия серьезных решений.
Утром я услышала, как Лена поет в кухне, она автоматически включается на рассвете. Характерное позвякивание тостера служило всем нам знаком, что пора вставать. Спускаясь по лестнице, я попыталась подпевать, она замолчала. Это была старая, очень старая популярная песенка, слова вспоминались сами, оторвавшись от смысла, который остался в прошлом.
Альма принесла из огорода редиску и молча уселась за стол; руки у нее были сработанные и, как всегда, грязные – их вид меня раздражал. Я всегда считала, что в том, что она делает, нет особого смысла – такую редиску можно купить, а Альму выключить. Однако присутствие Альмы каким-то странным образом упорядочивало нашу жизнь, и сознание этого заставляло меня смириться со следами земли на полу или на полотенце. Выключить Альму – сама эта мысль показалась такой абсурдной, что я улыбнулась. Альма редко обращала на меня внимание, но теперь спросила:
– А чем ты, собственно, занимаешься целыми днями? Бродишь по дому без дела. – Она раздраженно отхватила хвостик у очередной редиски.
Я просто дар речи потеряла. Чем я занимаюсь? Чем я занимаюсь?! Я сделала вид, что вопрос меня совершенно не задел, и спрятала задрожавшие руки в карманы. Чем я занимаюсь? Я, милая моя, рисую и пишу. Думаю. Анализирую. Называю. Этого мало? Зарабатываю деньги. Содержу всех нас. Нас кормят
