– Не хочу возвращаться по темноте, – сказал Джордж. – Опасно. Справитесь дальше без меня?
Я кивнула. И пожалела, что из-за вуали он не видит моей теплой улыбки, но анонимность была важнее.
– Я справлюсь. И сама отнесу письма, так что вам не нужно задерживаться. Спасибо за вашу доброту, Джордж. Я навсегда ваша должница.
Он кивнул и коснулся фуражки.
– Надеюсь, у вас все получится.
– Я тоже на это надеюсь.
Если Виктора здесь нет, мне предстояла долгая, полная неопределенности ночь на холодном и негостеприимном острове. Я повернулась к крутой неровной насыпи из черных камней. К узкому участку ровной земли наверху вела извилистая, едва различимая тропа. Я пошла по ней, осторожно выбирая в меркнущем свете, куда поставить ногу. Первый увиденный мной дом – впрочем, «дом» было слишком громким словом для этого курятника – был пуст и, по всей видимости, давно не использовался, как и лодка на берегу.
Во втором доме тоже было темно. Я заглянула в окно. У холодного очага стояла колыбель. Ни книг, ни перьев – никаких признаков Виктора.
Я пошла дальше. Остров был невелик, но я могла ошибаться в своих суждениях. Возможно, первый дом принадлежал Виктору – прежде. Или я приехала не туда и снова его упустила.
Окончательно убедив себя в том, что мне предстоит гоняться за Виктором всю жизнь, я обогнула поросшие лишайником валуны и увидела третий дом. К маленькому жилому помещению с задней стороны примыкала деревянная пристройка побольше. Хотя все строение накренилось от не стихающего десятилетиями ветра, выглядело оно довольно надежно.
Внутри света тоже не было, но я заспешила вперед с новой надеждой. Дом располагался в самой высокой точке острова, и ветер здесь хлестал с остервенелой злобой. Он одиноко свистел в скалах, выводя печальную песню. У меня чуть не сорвало вуаль, а когда я повернулась, чтобы ее поймать, то увидела на горизонте две одинокие лодки, покачивающиеся далеко от берега, – мои единственные компаньоны в эту ночь.
Приготовившись к разочарованию, я открыла дверь. Дом был обставлен скудно: печь, кровать, стол с одним стулом. На столе лежал дневник. Слушая, как колотится мое сердце и шумит в ушах кровь, я пересекла комнату, ступая по выложенному плиткой полу, и посмотрела на дневник. Последние лучи солнца выхватили слова, написанные почерком Виктора.
Я нашла его.
Издав прерывистый вздох облегчения, я решила ждать его в доме. Его вещи здесь; рано или поздно он вернется. А когда вернется, я скажу ему, что знаю правду и хочу, чтобы он был на моей стороне. Мы сразимся с чудовищем вместе, как и следовало сделать с самого начала.
Но чем он здесь занимается? Может, он надеялся заманить на этот уединенный остров чудовище? Увести его подальше от меня? Уничтожить его?
В пристройке могло быть что угодно. А возможно, она была пуста. Но я с растущим волнением подозревала, что найду внутри ловушку для чудовища или какой-то другой способ его победить. Видно, это и была работа, о которой упоминал Виктор.
Я взяла со стола лампу и зажгла ее. Когда я снова вышла навстречу воющему ветру, пламя едва не погасло, несмотря на защищающий его стеклянный шар. Я толкнула дверь в пристройку, и в нос мне ударила смесь странных химических запахов, которые я с отвращением узнала.
Это была новая лаборатория. Я поняла это за секунду до того, как увидела, что лежит на металлическом столе в центре помещения.
Или, точнее, кто лежит на металлическом столе в центре помещения.
Глава девятнадцатая
Ежели господь создаст вторую Еву
Жюстина лежала так, словно спала, но в неподвижности ее лица было что-то невыносимо страшное. Полностью расслабленное, оно утратило ее жизнь, ее счастье, ее душу.
Это была Жюстина, но одновременно и не она.
Это было всего лишь тело.
Но это было ее тело.
Мне хотелось убежать. Но я не могла сбежать от Жюстины, когда она во мне нуждалась. Потому что она все еще во мне нуждалась.
Как мог Виктор сотворить такое? Как он мог так над ней надругаться? Она лежала под короткой простыней, босоногая, с открытой головой и плечами. Я протянула руку, чтобы их прикрыть, чтобы она не замерзла, но не смогла заставить себя коснуться этой… вещи. Вещи, которая когда-то была моей милой Жюстиной.
Стремление защитить ее от холода было глупым порывом, но от осознания этого мне стало еще хуже. Я не знала, как ему удалось сохранить ее тело в таком состоянии, но по рукам и плечам к скрытой под простыней груди бежали швы. Больше всего работы было проделано в области шеи. На горле не было никаких следов веревки, оборвавшей ее трагичную жизнь. Я представила, как выглядит остальная часть ее тела, скрытая простыней, зажала рот рукой и отвернулась, чтобы не видеть того, что с ней сотворили.
Как она здесь оказалась? Зачем? Объяснение подкрадывалось ко мне, ползло вверх по позвоночнику, пока не угнездилось в мозгу, как болезнь.
Чудовище подставило Жюстину не только для того, чтобы наказать Виктора.
Оно сделало это, чтобы получить ее тело.
Должно быть, об этом оно и разговаривало с Виктором в горах! Оно потребовало, чтобы Виктор создал для него партнершу, такую же ужасную, как оно само. Но почему Виктор на это пошел? Он знал, что его творение – извращенное подобие человека. Я не сомневалась в этом – достаточно было послушать его горячечный бред. Так почему он согласился исполнить желание этого существа и сделать нечто настолько отвратительное?
И тут я поняла: чудовище уже убивало раньше. Оно готово сделать это снова. И, разумеется, оно наблюдало за нами достаточно для того, чтобы распознать слабые места Виктора. Чудовище угрожало причинить вред мне. Неудивительно, что Виктор ради своих порочных экспериментов отправился на край света! Ему нужно было увести чудовище подальше от меня.
Из-за нас Жюстина лишилась жизни, а теперь из-за нас ее тело лишилось заслуженного покоя.
Меня охватила слепая ярость. Я занесла лампу над головой, чтобы сжечь то, во что превратили ее тело. Но, заметив, как заиграл свет в ее каштановых волосах, сияющих мягким блеском даже после смерти, я застыла.
Я опустилась на жесткий пол, туда, где угол стола закрывал от меня Жюстину почти целиком, не считая свесившегося с края локона. Чего бы хотела сама Жюстина?
Она бы хотела жить. Она бы хотела быть с Уильямом. Я не могла подарить ей ни того, ни другого. Я подарила ей только смерть. И даже та из-за меня вышла извращенной и временной.
Жюстина заслуживала лучшего. Она пропустила похороны матери и брата с сестрами. Ее лишили шанса оплакать родных. А ее собственное тело лишили шанса на христианское погребение. Она заслуживала
