Я протянула руку, а он не отпустил рубашку, вздохнул и развернул ее.
Он наденет ее на меня? Что за...?
Я развернулась, и он надел рубашку на мои руки, потом на плечи. Пахло хозяйственным мылом, солнцем и им. И это сочетание нравилось мне сильнее, чем должно было.
– Вот, – он развернул меня и застегнул верхнюю пуговицу. Он явно подумывал застегнуть остальные, но остановил себя. – Готова уехать отсюда?
– А куда мы поедем? – спросила я.
– Туда, где круто.
– Название у этого места есть? – не унималась я, а он закинул ногу на мотоцикл и подвинулся, освобождая мне место.
– Это нужно испытать, а не описывать.
– Ты загадочен, знаешь?
– Это радует, потому что это моя главная цель в жизни. Быть тайной, загадкой, вопросом, – он помрачнел, оглянулся, ожидая. – Я готов, когда будешь готова ты.
– Ты не похож на байкера, – я подошла ближе и робко закинула ногу на мотоцикл. Я знала, что родители устроят извержение вулкана, если узнают, но Кэллам был прав. Он спас меня, а они – нет. Он мог защитить меня лучше них.
– Я не байкер, – Кэллам оглянулся через плечо. – Эта штука была дешевле всего, но при этом надежной. И с ним удобно, когда в Лос–Анджелесе час–пик.
Я посмотрела на свои ноги.
– Мне теперь еще хуже от того, что я приняла ботинки, что стоят, наверное, как эта штука.
Он повел плечами и завел двигатель. Я отпрянула на пару шагов. Мотоцикл звучал так, словно у него было несварение, отличался от мотоциклов, которых я слышала на дороге. У Кэллама он не ревел, не урчал. Он плевался.
– Где твой шлем? – крикнула я поверх шума.
– На твоей голове, – отозвался он. – Это покажет твоим родителям, что я думаю о безопасности?
– Вряд ли, ведь твоя голова открыта, только и ждет, когда твои мозги разлетятся по асфальту.
Кэллам рассмеялся.
– Но это будут мои мозги, а не твои. Тебе суждено величие в колледже.
Мотоцикл поехал, и я обвила Кэллама руками как можно быстрее и крепче.
– Я могу ошибаться, но то, что ты еще не решил насчет колледжа, не значит, что тебе не нужны мозги для того, что ты задумал в будущем.
– Нет, если я найду себе те работы для безмозглых, о которых я слышал, – он поехал по дороге мимо столовой. Я задерживала дыхание, боясь, что родители выйдут оттуда. Кэллам молчал, мы помчались по извилистой дороге к Флагстафу. Я никогда еще не была на мотоцикле, но было круто. Я ощущала себя свободной, живой, будто весь мир ждал меня в конце дороги, куда бы она ни вела.
Казалось, времени почти не прошло, мотоцикл замедлился во Флагстафе. Кэллам резко развернулся, из главной части города мы вскоре попали на парковку.
Я крепче сжала его руками, пока разглядывала парковку. Кроме фары мотоцикла, света не было.
– Мы остановились. Думаю, можно уже ослабить хватку. Или ты хочешь раздавить мою печень? – он припарковал мотоцикл и выключил двигатель.
Тут было так тихо. Ужасно тихо.
– Где мы? – я ослабила хватку, но не отпустила.
Он оглянулся через плечо.
– Ты не любишь сюрпризы?
– Не посреди темной парковки ночью.
Кэллам подавил улыбку.
– Еще восьми нет. Даже не страшное время.
Сова заухала в лесу. Я вздрогнула.
– Где мы вообще?
Он перестал подавлять улыбку.
– Обсерватория Лоуэлл. Безопасная, клянусь.
– Что мы обозреваем?
Кэллам ждал, пока я уберу руки, а потом слез с мотоцикла.
– Что тебе захочется, – он отклонил голову и посмотрел на небо.
Я проследила за его взглядом.
– Звезды? На это мы будем смотреть?
– Звезды, луны, планеты. Выбирай, – он помог мне расстегнуть шлем, когда я не справилась сама. – Это одно из моих любимых мест.
– В Аризоне?
– Вообще, – ответил он, вытащил фонарик из кармана и включил его. Он направил луч на дорожку и пошел туда, следя, что я иду за ним.
– Сколько раз ты тут был? – спросила я.
– Пару раз каждое лето. Было больше, когда я приезжал с семьей.
Я смотрела на свет впереди нас. С таким ярким лучом тьма не казалась такой уж густой.
– Так ты любишь астрономию? – спросила я.
– Можно и так сказать, – снова ухнула сова, но я едва вздрогнула. Присутствие Кэллама успокаивало меня. – Но я не знал, когда впервые оказался тут. Я стал увлекаться астрономией пару лет назад.
– Почему тогда ты пришел сюда впервые? – мы приближались к обсерватории, но она не выглядела как туристическое место.
– Это была идея Бена. Он знал, какие проблемы устраивал мой брат дома, и что я шел по его стопам. Он умеет как–то смотреть на человека и знать, что они думают или чувствуют. В первые пару лет в лагере он смотрел на меня и понимал, когда я собирался сделать то, о чем пожалею, – он замолчал и покачал головой. – Сначала я ненавидел Бена.
– А теперь любишь его, – я ткнула его, мы подошли к двери.
– Теперь я уважаю его. Я ценю то, что он делает, и зачем он это делает, – он выключил фонарик и открыл для меня дверь.
– Твоя мама привела бы тебя сюда посмотреть на небо, и твои проблемы решились бы?
Он тихо рассмеялся.
– Так говорил Бен. Говорил, что нет ничего лучше вида вселенной, чтобы проблемы стали пустяками.
– Я слышу в твоем голосе сомнения?
– Это тон «я знаю лучше по своему опыту», – Кэллам помахал женщине за стойкой и провел меня внутрь. Тут было темно, и я приблизилась к Кэлламу. – Бен старался помочь мне, но вид звезд или мысли о вселенной не делали мои проблемы меньше или не такими значительными. Они были того же размера, когда я выходил отсюда.
– Тогда почему ты возвращался? – спросила я, он замер за огромным телескопом.
– Потому что это отвлекало от мыслей, – тут же ответил он. – Давало сосредоточиться на другом, хоть уходил я отсюда с теми же проблемами, но они не казались такими невыполнимыми. Я мог с ними справиться.
Я не ждала, что он так откроется. Это становилось трендом с Кэлламом. Одну минуту он был самым закрытым в мире, а потом мог выложить все.
– И ты полюбил звезды, –
