После хвороста взялись за семечки. Семечки я могу есть килограммами, у меня бабушка тоже жарит, хотя и не так вкусно. Нажарит тазик, а мы все на веранде соберемся, чай пьем, семечки лузгаем, и так три часа можем щелкать и чаем запивать. Когда семечки ешь, совсем ни о чем не думаешь. И для здоровья полезно. У меня отец раньше курил, так ему доктор велел бросать, вместо папирос семечки щелкать. Так отец с тех пор стал сильно здоровее.
Щелкали минут пятнадцать, потом Дюшка предложил заглянуть в тир, пострелять бесплатно.
Но предложение пострелять бесплатно как-то Анну и Марка не заинтересовало, Анна сказала, что она хочет посмотреть кинотеатр, а Марк напомнил про лимонад. Поэтому мы отправились в клуб. В фойе собралось много народа, все скамейки и кресла оказались заняты. Анна стала рассматривать киноплакаты, их много у нас собрано, все стены завешаны.
Марк и Дюшка, само собой, отправились в буфет.
Буфет в клубе на втором этаже, но ничего интересного там обычно нет. Яблочный сок в стеклянных конусах да песочное пирожное, а для взрослых пиво и бутерброды с сыром. Но Дюшка по секрету узнал, что сегодня могут привезти мороженое, так что они с Марком отправились в буфет, а я остался с Анной внизу.
Она шагала вдоль стены и разглядывала афиши фильмов, прошлогодних и позапрошлогодних, и совсем старых, еще «Карнавальная ночь» на стене висела.
Иногда она останавливалась возле какой-то афиши и молчала, и тогда я рассказывал.
– «Планета бурь» – это про Венеру, – говорил я. – В кино я ее не видал, но по телику однажды показывали. Отличный фильм. Там робот взбунтовался и хотел космонавтов в лаву сбросить. И птеродактили там еще нападали, и какая-то штука с щупальцами, вроде как сухопутный осьминог…
Анна молчала и слушала. Очень внимательно слушала и на плакаты смотрела серьезно. А я рассказывал, а потом мы переходили к следующему плакату.
– «Неуловимые мстители» – вообще кино здоровское! Когда его привозили, я два раза ходил смотрел. А Дюшка пять. А когда второй фильм привозили, билетов не достать было, я всего один раз успел сходить, а потом заболел ангиной…
А Дюшка и тогда пять раз сходил.
– Там про Гражданскую войну, про банды всякие. Интересно.
Дальше «Розыгрыш».
– Тут про школу, – сказал я. – Стрельбы нет, но ничего так, пойдет. Песни поют.
– Про школу? – спросила Анна.
– Ага. Ну, как обычно, у нас – есть отличник, который гад, и есть троечник, который на гитаре играет. А девушка любит не гитариста, а карьериста. Вот они и маются все.
Анна смотрела на плакат, читала фамилии актеров.
– Если тебе про школу кино нравится, то вон хорошее, – указал я. – «Доживем до понедельника», там Штирлиц играет.
Мы перешли к «Доживем до понедельника».
– Смешно, – сказал я. – Штирлиц – и учителя играет. Но само кино нормальное.
– О чем?
– Ну…
«Доживем до понедельника» я плохо помнил.
– Там все тоже маются, – сказал я. – Что-то их там всех мучает, непонятно что. Надоело все, а как бросить, не знают.
Анна перешла к следующей афише.
– «Солярис», – прочитала Анна. – Солярис – это солнечный?
– «Солярис» – это страшный, – ответил я. – Там про мертвецов.
– Как это?
– Фантастика. На другой планете к космонавтам являлись мертвецы и вели себя как живые…
– А это?
Анна остановилась перед плакатом. Смотрела и смотрела.
– Это что за фильм? – спросила она.
– Это… Это «Пепел».
На плакате была стена. Обычная бетонная стена, старая, выщербленная. На стене отпечатались вытянутые человеческие силуэты, а справа, где стена обрывалась, стояла девочка. Длинная, ниже колен ночная рубашка. Прямые черные волосы. Лица не видно. Глаза. Черные глаза.
– Это про бомбардировку Хиросимы, – сказал я. – Про японскую девочку, ее звали Садако, она выжила при взрыве, но потом заболела.
Если честно, то мне и на плакат глядеть неприятно было. Мы всем классом ходили, в месячник мира в позапрошлом году. Кино жуткое.
– А дальше?
– Она заболела раком крови. А ей сказали, что если сделаешь тысячу журавликов из бумаги, то можно загадать желание. Она начала их складывать…
Мне вдруг сделалось немного страшно. Потому что я увидел, что Садако похожа. На Анну. Нет, не лицом, лицо другое было. Глазами.
– Как это, бумажные журавлики?
– Это как самолетики, – объяснил я. – Я не умею делать. Могу посмотреть, у меня в «Пионере» схема была.
– А что с ней стало? С Садако?
– Она делала журавликов. Ей все приносили кусочки бумаги, а она из них делала…
Я не дорассказал, со второго этажа спустились Дюшка и Марк. Дюшку в кинотеатре знали все, поэтому буфетчица продала ему целых четыре бутылки лимонада. К лимонаду полагалось блюдечко с пирожными и бутерброд с сыром. Судя по перепачканным крошками лицам, Марк и Дюшка свои пирожные уже слопали, те, что остались на блюде, предназначались нам с Анной. Пирожные я оставил ей, а сам сгрыз бутерброд, сыр, как полагается, был сух и оцарапал все десны.
Зазвонили в звонок, открылась дверь в зал, и молоденькая билетерша Сарапульцева стала запускать народ внутрь. Мы встали в очередь. Очередь как очередь, но Анна и Марк стояли как-то очень торжественно и строго, точно не в кинотеатр они стояли, а в какой-то музей большой. И взволнованно очень. От их этой строгости и взволнованности и мы с Дюшкой стояли молча и не знали, как себя вести.
Дюшка, как всегда, достал места на первый ряд, самые хорошие. Многие считают, что самые хорошие места это задние, но нам первый ряд нравится. Никто перед тобой не маячит, ноги можно вытянуть, а экран точно нависает, ты словно сам в фильме оказываешься.
Мы расположились прямо в середине ряда и вытянули ноги. Скоро зал набился целиком, свет погасили и запустили журнал про судостроение.
Я люблю про вред алкоголизма, или про американскую военщину, или про какого-нибудь изобретателя, придумавшего автомат для выпечки блинов. А про судостроение скучно, ну, построили ледокол, ну, отправили на Северный полюс, план какой-то перевыполнили, северный завоз завезли. Но так всегда, перед самыми хорошими и интересными фильмами показывают самый скучный журнал. И самый долгий.
Журнал тянулся и тянулся, но Анна и Марк смотрели его с интересом, так что Дюшка, который пустился в болтовню про то, что ледоколы скоро будут неактуальны, потому что все тяжелые и крупногабаритные грузы будут перевозить на дирижаблях, в дирижаблях будущее, в двадцать первом веке придумают такие дирижабли, которые смогут летать в космос, замолчал и стал тоже смотреть.
Минут двадцать мы смотрели про корабли и слушали про дирижабли, а потом началось про самураев.
Мне нравятся
