Так как из мира асуров я переместилась чуть раньше, чем закончился контракт, то на Земле оказалась в канун майских праздников. До десятого мая я готовила отчет по практике, разумеется, с учетом пунктов, прописанных в контракте. Несколько раз перечитав и просмотрев таблицы, поняла, что если не знать, где именно я была, то все походило на практику в лагере по подготовке военнослужащих секретных войск. Улыбнулась и решила ничего не менять. Если спросят, буду молчать как партизан. Уж больно не хотелось в дом для душевнобольных.
На следующий день после майских праздников, с документами под мышкой, я замерла напротив кабинета декана. Сквозь приоткрытую дверь я слышала, как Филипп Абрамович, чуть ли не брызгая слюной, выговаривал кому-то, что у него нет свободных рук и тем более свободной задницы, которую можно куда-то там приложить. Дождавшись, когда характерный звук брошенной на аппарат телефонной трубки оповестит об окончании разговора, я робко постучала в дверь.
— Кто?
— Филипп Абрамович? — просунув голову в щель, понадеялась, что за год декан меня не забыл.
— О, Иванова! — слишком радостно провозгласил декан. — Ты-то мне и нужна!
Порыв захлопнуть дверь и бежать дальше, чем вижу, был, но совесть не позволила осуществить задуманное. Подойдя к столу, за которым расположился мужчина, протянула синюю папку.
— Что тут у нас? — оживился Филипп Абрамович. — Ага, отчет о практике. Недурно. А где подписи кураторов?
— Так нету, — пожала я плечами. — Учитывая, где я ее проходила, удивительно, что вообще разрешили написать.
— Трегоров тебя взял? — прищурился мужичина, сняв очки и медленно проворачивая их вокруг дужки.
— Да, только настоял на контракте о частичном неразглашении, ну и пояснений от кураторов у меня нет.
— Ну это не беда, думаю, я смогу тебе помочь, а ты пока поработаешь с будущими абитуриентами и посидишь в приемной комиссии, им как раз людей не хватает.
Меня непроизвольно перекосило. Однако декан этого не заметил и уже радостно выписывал мне направление. Кажется, не стоило торопиться и раньше времени соваться в любимый вуз.
* * *Дни потекли, превращая мою жизнь в рутину. Ранний подъем, невыспавшийся организм. Душ, кофе и завтрак. Я перестала ощущать вкус еды, мне было все равно, что есть и когда, главное, изредка подкармливать тело, которое при этом умудрялось худеть на глазах. Привычная дорога до университета, а затем несколько часов рабочей рутины. Лица, голоса, все смешивалось в одну бесконечную серую массу. Изредка, в аудиториях, наполненных будущими студентами, мне казалось, я видела знакомые лица. И тогда, замирая посреди выступления, с жадностью пыталась рассмотреть образы асуров среди обычных людей. Разумеется, их там не было. Опуская взгляд на поверхность кафедры, я продолжала вещать о том, какое удивительное будущее ждет студентов, а позже и выпускников выбранного направления.
Чаще всего мне мерещился Адар. Его я пыталась увидеть в каждом высоком, сильном и темноволосом мужчине. Боль внутри усиливалась, а иногда переходила на то место, где еще угадывалась татуировка, хотя и она с каждым днем становилась все бледнее. И все же я не готова была признать, что совершила ошибку.
Нет! Определенно, мне не место среди асуров. Чужая там, я стала чужой и дома, а быть может, сам дом и Земля мне стали чужими.
До начала июля я проторчала в приемной комиссии. Как робот, отвечала на одни и те же вопросы, рассказывала, как престижно и важно в наши дни быть специалистом-психологом. Вот только умалчивала о том, что сама бесконечно разочаровалась и в профессии, и в образовании, да и в собственном будущем. В последний день работы меня вызвал декан. Сияя улыбкой, он выдал мне два документа, один был подписан Александром Трегоровым, отчего руки дрогнули, пальцы ослабли и лист спланировал на пол. Второй документ был отпечатан на бланке крупного научно-исследовательского центра, где некий ведущий специалист по психиатрии высоко оценил мою дипломную работу и предлагал в сентябре присоединиться к их проекту. Пока мне предлагалась должность стажера, но и это маячило успешным будущим лет этак через пятнадцать.
— Большое спасибо, — более чем прохладно произнесла я.
— Ну-ну, девочка моя, — по-отечески бодро отозвался Филипп Абрамович. — Это, конечно, не закрытая компания, в которой ты побывала, но зато тут, в столице. Да и вообще место более чем престижное. Так что… Отправляйся на отдых, а в августе жду тебя на кафедре, все, что можешь, сдашь в виде зачетов. Переведешься на заочное и в декабре подтвердишь магистратуру и, быть может, поступишь в аспирантуру. Не хмурься, некоторых девушек красит именно ум, не стоит этим пренебрегать.
Еще раз поблагодарив декана, поспешила домой. Утром звонила подруга детства. Когда-то наши дедушки построили рядом дачи. Мои предки не так давно отказались от земельных угодий в размере шести соток, умело перепродав почти развалившийся дом, а вот родня подруги воспринимала дачу не иначе как семейные угодья. Именно в места, где прошло босоногое и теперь уже точно беззаботное детство, я отправлялась в ближайшие выходные.
* * *Вопреки опасениям из детства, комфортабельная электричка с кондиционером домчала меня до нужной станции меньше чем за час. Закинув рюкзак на плечи, я поправила солнцезащитные очки, удерживающие растрепанные волосы на манер обруча, и, шаркая пляжными шлепанцами по мелкой гальке общественной дороги, направилась в сторону садоводства. Солнышко светило, птички пели, дети кричали, а мамаши огрызались, обещая несносным отпрыскам всыпать по первое число, если ошалевшие не заткнутся и не перестанут дергать за хвостики более мелких сестричек.
Все это я отмечала осколками сознания. Ведь за последние месяцы научилась присутствовать в реальном мире, внутренне пребывая в кромешной серой мгле. Не было часа, чтобы я не вспоминала об Адаре. Не было дня, чтобы я не жалела об эмоциональном поступке. Я загружала себя заботами в университете, чтобы как можно меньше времени оставалось на раздумья. И вот сейчас, сбивая пыль с дороги, я понимала, что еще несколько метров, и окажусь в объятиях подруги, но это не вернет мне красок реального мира. Моя душа, мое сердце, да и сама
