После окончания университета с ней заключил контракт крупнейший медиахолдинг. И она продолжила свою работу теперь еще и на телевидении. У нее был короткий светский роман с известным футболистом. Впрочем, расстались они, к моему тайному удовлетворению, так же быстро, как и встретились.
Я познакомился с Вероникой, в тот момент еще студенткой юрфака, мы стали встречаться, через год поженились, а Портнова все летала по миру, рассказывая о самых невероятных местах, в которых мы могли бы побывать, но так, видно, никогда и не сможем.
Каждый раз, когда я натыкался на ее программу по телевизору или новое видео в Сети, Вероника подтрунивала надо мной: что, мол, «сохнешь по своей первой любви»? Я понимал, конечно, что это в шутку, но в каждой шутке была припрятана ложечка правды, и я знал, что здесь она значительно ближе к истине, чем в истории с воспитателем из детского сада.
Между тем с Портновой мы после университета встретились только один раз, через несколько лет после выпуска. Случилось это чуть больше полугода назад, на приеме в Доме Правительства. Я не понимал, каким ветром ее туда занесло, но она была великолепна. В белом брючном костюме, красных туфлях и с небольшим клатчем в тон, вся бронзовая от загара (и это в декабре!), со светлыми затянутыми в тугой хвост волосами, она казалась просто воплощением греческой богини.
И когда нам, журналистам, представили ее как советника премьер-министра по делам туризма и спорта, я понял, что все мои успехи – просто слезы по сравнению с той дорогой, которую прошла она.
Наталя узнала меня. Буквально бросилась ко мне, обняла, и этот момент успел заснять наш фотокор, Литовченко. Он потом подарил мне этот снимок, который теперь покоился в ящике моего рабочего стола под кипой бумаг: прекрасная чиновница приветствует взволнованного журналиста. Она была спиной к камере, прильнула ко мне своей точеной фигурой, а на моем лице застыло выражение подростка, которого застукали за просмотром сайтов для взрослых.
И теперь все это вихрем пронеслось у меня в голове, а Мишин тем временем хитро кивал, глядя на меня.
– М-да, – протянул он. – Скажи, как тебе это удалось? Ты столько лет к ней подкатывал…
– Знаешь, Бро, – попытался говорить я как можно более уверенно. – Я с Портновой просто об интервью днем договаривался, вот она и передала привет.
– Да ладно, – махнул он рукой. – Здесь прослушек нет, я знаю. Палыч тебе доверяет, не слушает. Так что можешь говорить… только негромко, – он кивнул на стеклянные стены и придвинулся к столу, ожидая моей «исповеди».
Я лихорадочно соображал, как из моей памяти мог выпасть такой значительный фрагмент, как звонок Мишину ночью и, тем паче, встреча с Портновой! Именно этой ночью, когда пропал Максим! И если на секунду поверить, что я звонил с дачи, то как я мог выйти из дома в полночь, чтобы успеть к двум доехать в деревню, а потом вернуться домой, проснуться в полвосьмого и не разбудить при этом Веронику?!!
– Покажи телефон, – вдруг произнес я.
– Что? – удивился мой упитанный друг.
– Дай посмотрю, во сколько был звонок, – постарался смягчить я тон, и подбросил ему «леща». – Удалил у себя, чтобы Вероника не видела.
– О, это правильно, – оживился Мишин. – Конспирация!
Он протянул мне телефон, предварительно разблокировав и открыв книгу вызовов. Я пролистал немного вниз. После его утренних звонков на экране появился и мой. Он поступил в 2.17 ночи.
– Вспомнил? – сочувственно поинтересовался он, видя мое замешательство.
– Нет, – вернул я ему трубку. – Скажи мне… пожалуйста… Что я сказал? Только точно.
– Ну я же говорю, ты позвонил, сказал, что на даче, но если вдруг Вероника будет тебя искать и звонить мне, чтобы я сказал, что твой рейс задержали.
– Какой рейс? – переспросил я.
– Ну я откуда знаю, куда ты там по ночам летаешь? Короче, я говорю, а кто у тебя там на заднем плане разговаривает? Ты мне отвечаешь: тебе от Натали привет. Я еще подумал: вот чувак! Звонит мне, старому больному человеку, посреди ночи, да еще чтобы похвастаться!
– Ну, извини, – изобразил я «раскаяние». – А дальше?
– А дальше ты начал какую-то хрень нести, что «это в последний раз». Что ты стал другим и что я должен тебе утром об этом сказать, потому что ты, возможно, ничего не будешь помнить.
– Ну вот видишь, – пожал я плечами. – Не помню…
– Да, но…
– Что?
– Ну еще ты спросил, помню ли я какого-то нашего препода, который вел курс по истории религии, а потом свалил то ли на Шпицберген, то ли на Новую Землю.
– Мещеряков… – вдруг произнес я.
– Точно! – И Мишин крепко выругался. – Я полночи потом не мог вспомнить его фамилию, заснуть не мог. Мещеряков… Тот еще был… я ему раза четыре ходил сдавать!
– И это все? – прервал я его возмущенные воспоминания.
– Ну потом ты говоришь, тебе не звонить ни в коем случае, и Портновой тоже… И что я должен звонок твой удалить. Вы что там, вечер встречи выпускников устраивали? Вдвоем, ночью, у тебя на даче?
– А ты чего не удалил? – машинально спросил я.
– Сейчас удалю, – недовольно буркнул он и принялся нажимать что-то в телефоне.
Меня не покидало странное чувство, что все, о чем рассказывает Игорь, может быть правдой. То есть, конечно, при обычных обстоятельствах этого, конечно, быть не могло. Но, учитывая, что вообще произошло с моей жизнью за последние сутки, я понимал, что допустить такое было вполне возможно.
– Слушай, – сказал я твердо, – то, о чем я говорил ночью и о чем говорили мы сейчас, ты никому не расскажешь.
– Обижаешь… – начал было Мишин.
– А если ты не послушаешь меня, я расскажу Машке, что ты ее облако взломал и дергаешь ее фотки в ванной.
– Чего?! – протянул он, моментально краснея.
– Игорь, мы друзья, но, прости, мне надо как-то защитить информацию. О взломе знаю только я. И обещаю, если ты будешь себя вести разумно, ни одна живая душа об этом не узнает.
Он как-то поник, съежился.
– Ладно, я пойду. – Большой и пухлый, он поднялся и шагнул к выходу. Мне стало его жалко.
– Бро, – окликнул я и сложил на пальцах знак «о’кей», только вместо указательного соединил с большим средний палец, так мы успокаивали друг друга еще в университете. – Все будет «чотко».
– Я понял, – кивнул он и вышел.
Новость о том, что я знаю про его чувства к секретарю, буквально превратила его в тень. Может ли, как он считал, некрасивый, страдающий лишним весом корреспондент, перестирывающий нижнее белье светских пустышек, рассчитывать на взаимность такой далекой и прекрасной повелительницы офисных телефонов
