Вавилов побагровел, набычился, но сказать ничего не успел. Потому что Сталин поднял руку и, сделав успокаивающий жест в сторону Николая Ивановича, негромко произнёс:
– Продолжайте, товарищ Межлаук.
– Ну так вот я и говорю. Практически в каждой пятилетке мы сталкиваемся с жуткой нехваткой ресурсов. Сначала финансовых, потому что если мы вбросим в экономику больше денег, чем она может переварить, то тут же запускаем спираль инфляции, либо, если действовать жёстко, директивно удерживая цены, что при планируемом почти полном отказе от государственной торговли будет весьма нетривиальной задачей, быстро скатываемся к тотальному дефициту. Причём первоначальный скачок цен или недостача товаров могут быть весьма ограниченными и произойти во вполне локальной области, допустим, на колхозных рынках парочки-тройки областей, но очень быстро сработают слухи, и народ, у которого ещё свежо будет воспоминание о войне, тут же бросится закупаться сначала солью, спичками и консервами, а затем вообще всем, чем только можно – от трусов и стирального порошка до автомобилей… Из двухсот семидесяти шести сценариев, которые нам удалось просчитать, подобные перманентные инфляционные либо дефицитные всплески возникали в двухсот сорока семи. Причём в более чем ста девяноста сценариев практически в каждую пятилетку, а в сорока чуть ли не ежегодно.
– Так, может, стоит сосредоточиться на тех, в которых не возникают?
Межлаук тяжело вздохнул.
– Там другая засада. Либо темпы развития совсем никакие, так что США, несмотря на все наши усилия и доступ к новым технологиям, обходят нас по темпам роста уже к шестидесятым, либо растянувшееся состояние перманентной мобилизации, которое нам так дорого обошлось в предыдущих реальностях, но не способен народ терпеть его так долго, либо… нужно гораздо раньше и быстрее менять принципы построения экономики.
Валерий Иванович замолчал. Молчал и Иосиф Виссарионович. При всей призрачной очевидности, вопрос был очень непрост. И не только из-за того, что сорок шестой год – это год последнего голода в СССР. Его не случалось уже в паре последних реальностей. Ведь знать о голоде – это половина дела для того, чтобы его не допустить. В текущей реальности, кстати, именно вследствие принятых превентивных мероприятий населению СССР удалось гораздо раньше познакомиться со СПАМом…[128] Проблема была в том, как отреагируют на подобные изменения в экономике и внутренней политике люди, только что вернувшиеся с войны. И если в сельском хозяйстве первоначально реакция будет скорее положительной, недаром в архивах НКВД были обнаружены целые пачки рапортов, в которых собраны слухи, бродящие между солдатами к концу войны, согласно которым по итогам войны «за героизм русского народа колхозы отменят»[129]. Но вот как отреагирует рабочий класс? Да и с партийной номенклатурой, несмотря на всю её вышколенность (после такой-то волны чисток и посадок), также не всё так однозначно… Системный перевод экономики на новые рельсы планировалось начать только лет через десять, когда миллионы советских мужчин, прошедших через группировки оккупационных войск в Европе, наглядно, на примере стран новых народных демократий, в которых и будут располагаться эти группировки, увидят, как выглядит эта самая новая экономика. Причём результат должен быть ещё более наглядным, вследствие того, что все эти новые народно-демократические страны должны были во время всего этого периода нести минимум непроизводительных расходов. В первую очередь потому, что практически лишались собственных армий и, соответственно, почти всех военных расходов. Ибо на этот период СССР собирался взять их защиту от внешних угроз на свои плечи. Как и гарантировать сохранность и неизменность их границ… А вот как это сделать сразу же после войны? Ну, не создав напряжение в обществе… Мы ж победили! Значит, наш строй – самый лучший. И система самая разумная и лучше всего устроена. И вот на тебе – сразу же после победы (причём какой – великой, эпической!) сразу же сами и начинаем её рушить! Это что же, все эти посаженные и расстрелянные враги Сталина всю правду говорили? Ну, насчёт врагов и предателей в Кремле…
– А как вы думаете, товарищ Межлаук, можем мы оттянуть сроки проведения Бреттон-Вудской конференции на год-полтора? – негромко спросил Сталин после довольно долгого раздумья. Валерий Иванович задумался.
– М-м-м, не знаю. Трудно будет. Но шанс есть. Но зачем?
Сталин усмехнулся.
– Возможно, в таком случае ваше желание сможет воплотиться жизнь. Ну, насчёт того, чтобы твёрдая цена на золото была номинирована не в одной, а в двух валютах.
Межлаук удивлённо воззрился на Иосифа Виссарионовича.
– Но-о-о… как?
Сталин усмехнулся.
– Вы заинтересовались Бреттон-Вудом именно потому, что он позволил США скинуть излишнюю эмиссию доллара, позволившую им задействовать на своё развитие намного больше средств, чем реально генерировала их собственная и так, кстати, весьма развитая экономика, на весь остальной мир. Это получилось вследствие того, что как страны, так и отдельные крупнейшие субъекты экономической деятельности типа мощных международных банков и крупных транснациональных корпораций начали активно закупать доллары и складывать их в свои резервы либо пользоваться долларами для операционных расчётов между собой, проводимых даже за пределами американской экономики. То есть весь инфляционноопасный излишек эмитированных долларов оказался оттянут из американской экономики на внешние рынки, вследствие чего им даже удалось весьма и весьма длительное время держать инфляцию на уровне весьма незначительных величин. Что, судя по тому, что вы мне тут рассказали, ой как не помешало бы и нам… Но ваша ошибка в том, что вы зациклились всего на одной, хотя и важнейшей, причине подобного развития ситуации. Контроле над золотом. А между тем этих причин несколько. Ведь, как вы знаете, в настоящий момент доллар уже давно избавился от твёрдой привязки к золоту. И экономически США сильно ослабли, уйдя даже с первой экономической позиции в мире. Да ещё и став самым крупным в мире должником, размер долгов которого превышает уровень их годового ВВП. Но при этом доллар всё равно продолжает оставаться главной мировой резервной валютой. И основная причина этому – несравненная военная мощь США, – тут он сделал паузу и окинул всех присутствующих лукавым взглядом. – Как вы думаете, если к моменту проведения Бреттон-Вудской конференции одна страна будет контролировать большую часть монетарного золота, а вторая будет обладать несравненной военной мощью, они смогут договориться? – После чего поднялся на ноги и вышел из библиотеки.
А Алекс очередной раз восхищённо выдохнул. Монстр же! Так просчитать ситуацию… Если слегка притормозить американский Манхэттенский проект, что вполне возможно даже без всякого криминала, просто добавить чуть больше бюрократических трудностей и лишить США конголезского урана с рудников компании «Юнион Миньер», то американцы закончат бомбу никак не ранее сорок шестого. А если ещё у СССР к тому моменту появится не только бомба, но и ракета межконтинентальной дальности, которую, в отличие от любых стратегических бомбардировщиков, ещё как минимум лет пятнадцать – двадцать даже теоретически сбить ничем будет невозможно, то… в таком случае Советский Союз реально окажется обладателем «несравненной военной мощи». Ненадолго. Может, даже всего лет на пять, максимум десять. Но именно несравненной. И в тот момент, когда нужно…
И вот именно в тот момент Николай Иванович оживился и, подсев к Межлауку, эдак вкрадчиво начал:
– Валера, коль так, я тут накатал небольшой списочек…
«Браслет» на руке Алекса издал еле слышимый сигнал и чуть вздрогнул, привлекая внимание.
– Да?
– Александр, не могли бы вы подняться ко мне? – раздался в ухе голос Сталина. В отличие от них троих он
