Но сестра, словно не слыша меня, продолжала:
- Долохов догадался… Он серьезно поговорил со мной и, когда понял, что решение мое твердо, рассказал об одном заклятии… - она осеклась и горячо продолжила, словно убеждая сама себя: - Это ведь и вправду самый верный выход! Заклинание совсем простое! Если я его освою, то и остальные у меня наверняка получатся! Долохов сказал – перед тем, как начать, нужно выпить для храбрости. Но даже это не помогло… Я не могу… не могу… он такой маленький, совсем маленький, и у него нет никого, кроме меня…
- Кто маленький?! – совсем растерялась я. – Долохов?! Знаешь, Белл, по-моему, ты явно нездорова! Я сейчас позову маму и домовиков!
Я часто вспоминаю наш ночной разговор и в этом самом месте в воображении своем быстро спускаюсь вниз по ступенькам, бужу маму, папу, Роми, домовиков – всех, всех, всех! Мы вместе поднимаемся наверх и спасаем мою родную и любимую старшую сестру и ее еще не… и ее еще живого… Тогда ведь все могло сложиться совсем иначе…
Но мне было всего пятнадцать лет, и я еще не знала, когда и почему женщины поглаживают свой живот так, как это делала Белл. Я не знала… не знала… не знала…
В ту декабрьскую ночь 1970 года я действительно направилась к лестнице, ведущей вниз, но сестра бросилась за мной, обхватила за плечи и отчаянно зашептала на ухо:
- Нарцисса, родная, пожалуйста, не выдавай меня! Я сама должна все решить, сама, понимаешь? Пожалуйста, хорошая моя, не выдавай, не выдавай…
Я очень хорошо помню, о чем тогда подумала – о том, как после памятной поездки на магловском автобусе Роми почти месяц не разговаривала со мной, считая предательницей. Одну свою сестру я уже выдала, так неужели другую тоже подставлю?..
И я позволила Белл убедить себя. Этот поступок тяжким камнем будет лежать на моей совести до конца дней. Я многое отдала бы, чтобы изменить ту ночь, но сделанного не воротишь…
- Хорошо, Белл, будь по-твоему, - я кивнула, однако на всякий случай решила еще раз уточнить: - Но ты уверена, что с тобой все в порядке?
- Да-да-да, - она кивала, а по ее щекам текли слезы. – Со мной все в порядке, Нарцисса, а теперь иди спать!
Я послушалась сестру, но долго ворочалась в кровати, не в силах заснуть, а когда все-таки задремала, то меня мучили странные и неприятные сны, которые я, однако, не запомнила…
Проснувшись на следующее утро, я первым делом спросила причесывавшую меня домовуху, где сейчас Белл. Служанка ответила, что мисс Блэк проснулась в семь часов утра и уехала в поместье Лестрейнджей, куда была приглашена несколько дней назад. Я обрадовалась: если сестра уехала в гости, - значит, с ней все в порядке! Но что-то меня все же тревожило, и я решила еще до завтрака поговорить с мамой.
Подходя к ее спальне, я услышала доносящийся оттуда голос отца. Это было необычно: папа всегда говорил очень тихо. Он и сейчас не кричал, но в его голосе звучала такая сила, что я застыла на месте от изумления.
- Дрю, этот вопрос решен раз и навсегда! – сказал отец негромко, но очень жестко. - Я не буду вступать в организацию! Пойми, денег особых нам это не принесет, зато неприятности могут быть очень большими! Кроме того, я вообще не намерен служить полукровке! Я не комнатная собачка, не гиппогриф и не домовик!
- Сигнус… ты понимаешь, что говоришь?! – меня поразил тон мамы, в котором слышалось бесконечное потрясение и испуг.
- Да, понимаю! – резко ответил отец. – Не забудь: я учился лишь двумя курсами младше и все прекрасно помню! Не бойся, - по его голосу я поняла, что папа слегка улыбнулся, - я не намерен высказывать свое мнение кому бы то ни было, но в организацию не вступлю никогда! Будь моя воля, я подобрал бы Белл и Роми других мужей, но денег у нас нет, а Колин все же твой брат, и я надеюсь, что он не позволит супругам своих племянниц вляпаться в глупости… И я молю Бога, чтобы муж Нарциссы не был замешан во все эти дела!
Смысл разговора родителей я поняла намного позже, а тогда лишь осознала, что им не до меня, и направилась прямо в столовую. До конца каникул мне так и не представилось случая поговорить с мамой о Белл. Впрочем, думаю, было уже поздно…
До моего отъезда в Хогвартс Белл так и не вернулась домой, оставшись в поместье своего жениха. В следующий раз мы встретились на Пасху, и я поняла, что старшей сестры у меня больше нет, - точнее, есть девушка, которая откликается на ее имя, но не имеет ничего общего с той вспыльчивой, немного надменной, но нежной и заботливой Белл, которую я знала.
Незнакомка была немного похожа на мою сестру, но гораздо больше напоминала куклу. Неестественно прямая, очень бледная, с лихорадочно блестящими глазами, она говорила со странными интонациями, то растягивая слова, то, наоборот, чеканя их, словно преподаватель ЗОТИ на уроке. Когда разговор заходил о грязнокровках, от сдержанности той, что теперь отзывалась на имя Белл, не оставалось и следа: лицо искажалось от отвращения, ноздри раздувались от бешенства, она громким срывающимся голосом, захлебываясь словами, говорила, что власти этих презренных существ над волшебным миром скоро придет конец. Выглядела немного похожая на мою сестру незнакомка во время своих вдохновенных речей как-то странно и неприятно. Даже тетя Вальбурга, которая гневалась довольно часто, далеко не всегда впадала в такую ярость…
Когда мы остались наедине, я, собравшись с силами, спросила ту, что теперь отзывалась на имя Белл, удалось ли ей освоить заклятия, которые раньше не удавались.
Незнакомка сначала вздрогнула, потом улыбнулась – ее лицо при этом неприятно исказилось, - обняла меня, поцеловала и сказала:
- Да, милая, все хорошо, спасибо тебе!
Впервые в жизни прикосновения и поцелуи сестры были мне неприятны: мне показалось, что до меня дотронулась покойница.
На взгляд постороннего наблюдателя, наши отношения с Белл абсолютно не изменились после той декабрьской ночи 1970 года: мы с сестрой по-прежнему были милы и приветливы друг с другом. Не знаю, как воспринимала происходящее Белл, но я абсолютно убеждена, что после памятного разговора на чердаке прежняя детская дружба и взаимное доверие между нами исчезли навсегда. Так я потеряла одну из своих сестер.
Лишь совсем недавно я додумалась сопоставить услышанные во время разговора на чердаке слова Белл о большой охоте ее клуба, назначенной на май, и попавшее в мае 1971
