Сейчас я уже не помню, каким представляла собеседника сурового кредитора, но меньше всего ожидала увидеть именно того, кто прошел мимо меня по аллее парка Берков. Мы почти не общались в Хогвартсе, а после окончания школы виделись считанные разы и вообще не разговаривали, но, как ни странно, я узнала его сразу – и окаменела от изумления.
В красавчика Люциуса Малфоя были влюблены все слизеринки, а также как минимум половина студенток других факультетов. Особенно усердствовала моя однокурсница Марджори Хиггс. Она прятала фотографию «лапочки Люци» под подушку и всем рассказывала, что по окончании школы непременно выйдет за него замуж, ведь родители будущих супругов уже обо всем договорились, и помолвка будет объявлена на днях.
Однако мечты моей честолюбивой однокурсницы так и остались мечтами, и год спустя после окончания Хогвартса Мардж стала женой очень богатого Карадока Паркинсона, который до невероятности напоминал слегка увеличенного в размерах мопса. Свадьба была пышная и безвкусная, а сейчас молодые супруги уже воспитывали сына.
Мне же Люциус никогда не нравился: меня раздражало его типично плебейское стремление к роскоши во всем и чрезмерная забота о собственной внешности. Малфой носил школьные форменные мантии, сшитые из тончайшего шелка и дорогого бархата, и обувь из драконьей кожи. Личные вещи, которыми пользовался кумир большинства студенток Хогвартса, тоже были излишне броскими и неприлично дорогими для студента, а уж вел себя этот потомственный торгаш с такой нелепой напыщенностью, словно задался целью полностью соответствовать своему фамильному гербу, изображавшему белого павлина на розово-зеленом поле.
После окончания школы Люциус, насколько я могла судить, абсолютно не изменился. Мы очень редко встречались на балах и приемах, но всякий раз, когда я видела его, он был одет в изысканно-вычурные мантии светлых тонов, которые больше бы подошли юной девушке, а не взрослому мужчине. Малфой выглядел таким ухоженным, что мне казалось, будто он по вечерам снимает с плеч голову и кладет ее на столик у кровати, чтобы не помять лицо и прическу во сне. Не люблю мужчин, которые слишком уж дрожат над своей внешностью! По-моему, это вернейший признак отсутствия ума…
Тем не менее, мои взгляды на Люциуса не разделял почти никто. Малфой и после окончания школы оставался кумиром незамужних девушек и их мам, в том числе и высокородных; его чуть ли не каждый месяц прочили в мужья очередной блеснувшей в свете барышне – то красивой, то высокородной, то богатой. За прошедшие годы Люциус делал предложения руки и сердца нескольким девушкам, и о каждом таком событии непременно с умилением сообщало «Волшебное зеркало», однако всякий раз он расторгал помолвку пару месяцев спустя. Я сильно подозревала, что подобными действиями Малфой стремится, с одной стороны, хоть на некоторое время обезопасить себя от поклонниц, а с другой – несколько охладить пыл потенциальных невест.
Впрочем, о Люциусе я знала очень мало, поскольку мы принадлежали к разным слоям общества. Ведь вопреки мнению тех, кто никогда здесь не бывал, высший свет – это не единый круг общения, а несколько кружков, завсегдатаи которых почти не поддерживают контакты с чужаками.
Блэки и Розье принадлежали к тому кругу светского общества, в который входили высокородные волшебники. А Малфои, несмотря на то, что в конце XIX века они были удостоены герба и права именоваться высокородными, так не стали своими среди представителей древних фамилий, многие из которых вели происхождение от рыцарей короля Артура и спутников Вильгельма Завоевателя.
Кстати говоря, свой нелепый герб Малфои получили неслучайно. По слухам, почти сто лет назад они заплатили совершенно безумные деньги за то, чтобы их признали высокородными, и отказаться от такого щедрого дара Министерство Магии не могло. Но сотрудники геральдической комиссии, как и все люди нашего круга, не забыли, как в середине XVII века, в эпоху Войны Бледного Всадника и голода, Малфои продавали высокородным семьям Англии хлеб из червивой муки и тухлое мясо, принимая в качестве оплаты земли, замки и фамильные драгоценности. Отразить в гербе истинную сущность этой торгашеской семьи специалисты по герольдике не могли, но продемонстрировали хотя бы ее внешнюю форму…
Так что родичи Люциуса, как и он сам, по-прежнему входили в круг деловых людей, к которому также принадлежали Паркинсоны, Флинты, Флагштоки, Блетчли… Некоторые из этих семей тоже получили право именоваться высокородными, другие, наоборот, гордились плебейским происхождением, но сути дела это не меняло: истинно высокородные волшебники не считали нуворишей равными себе и в свой круг не принимали. Исключение было сделано лишь для сказочно богатых Буллстроудов, которых с равным радушием принимали и высокородные, и плебеи.
Эти традиции существовали долгие века, и мне больно видеть, что в последние годы они попираются все чаще и чаще: высокородные вступают в браки с плебеями и радуются при этом так, словно супруги оказывают великое одолжение наследникам древнейших фамилий Англии, принимая их в свои вульгарные дома. Понятно, что после войны с Темным Лордом в высокородных семьях осталось очень мало женихов, но нельзя же забывать о чести!
Да, мне тоже похвастаться нечем, но Малфои, несмотря на свои недостатки, живут в Англии с XVII века и, как-никак, все же были признаны высокородными! А когда Доротея Макмиллан, предки которой известны со времен войны Алой и Белой Розы, выходит замуж за Кассиуса Флагштока – внука крестьянина, арендовавшего землю у семьи Уизли, - это, по-моему, возмутительно! Надеюсь, что лет через пять, когда повзрослеет новое поколение молодых людей, подобные неравные браки навсегда уйдут в прошлое!
Но обо всем этом я, разумеется, не думала в тот момент, когда Люциус Малфой, одетый так же нелепо, как обычно, быстро прошел мимо меня по аллее к дому Берков, где продолжался бал. Выждав некоторое время, я последовала в том же направлении.
В бальном зале ничего не изменилось: гремела музыка, гости танцевали, флиртовали или сплетничали. Я не сразу, но нашла в толпе Люциуса Малфоя – он стоял у окна, мрачно и неприязненно глядя прямо перед собой. Заметив Люциуса, я смутилась и опустила глаза – очень уж не подходящим к обстановке было выражение его лица. Обычно Малфой выглядел благодушным и невероятно довольным собой, но стоящий у окна человек ничем не напоминал того самовлюбленного типа, которого я видела прежде.
Сейчас Люциус был очень похож на штырехвоста – загнанного в угол, но не сдавшегося, готового продолжать борьбу или хотя бы дорого продать свою жизнь. Мне казалось, Малфой не очень понимает, где сейчас находится, и держит себя в руках отчаянным усилием
