Нейтан и сам не мог оторвать взгляда от лакированной поверхности. Тейлор держала его под руку, тесно придвинувшись, но аромат ее легких свежих духов не мог перебить запах влажной земли и похоронных цветов.
В какой-то момент с другой стороны придвинулся Лин.
Всё детство Нейтана прошло вместе с кузеном. В большом доме хватало места для двоих детей, а потом для троих. И это же пространство позволяло им не чувствовать неусыпного внимания Эстер или Элис, когда она бывала дома. Нейтан помнил, что вроде бы, когда они были маленькими, за ними присматривала в основном Элис.
Большую часть времени мальчики были свободны. Они играли в прятки в сумрачных коридорах и встроенных шкафах, разбивали лица, спотыкаясь о ковры и ступеньки лестницы. Возили пальцами по надписям рамок с бабочками, когда учились читать. Перебирали густо пахнущие старой бумагой открытки, сохранившиеся от прабабушки. Ее же пустые флакончики, еще хранившие запах выветрившихся духов.
Вдвоем кузены лазили по окрестностям, находили дырки в оградах и новые места на реке.
Вместе они потом учили маленького Лина ездить на велосипеде и плавать. Помогали с домашними заданиями.
Нейтан прекрасно понимал, что скучает не столько по Брендону, сколько по тому Брендону, каким он был в детстве. Улыбчивый кузен, который с приоткрытым ртом читал книги о привидениях, а вечерами сидел у окна, прислонившись к стеклу носом: ждал бродячих огней.
Их детство полнилось тенями Эшмор-хауса, безумием матери Брендона и строгостью Эстер. Позже — шелестящим звуком инвалидного кресла отца, запахом алкоголя Джозефа. И невидимым трепетом крылышек сотен мертвых бабочек.
И всё-таки Нейтан с теплой ностальгией вспоминал того Брендона и их приключения. Поиски призраков и сокровищ в грязной земле. Они почему-то были уверены, что где-то здесь должен быть древний клад викингов.
Как-то раз Нейтана задержали в школе. Приближались старшие классы, пора было задумываться о поступлении, и это волновало Нейтана, он уже подумывал, чтобы уехать. Тогда он задумчиво шагал по размытым дождем дорогам, а дома его встретила тишина и мерное тиканье часов.
Братья нашлись в комнате Брендона: тот с горящими глазами рассказывал Нейтану, что они вызывали призрака с помощью старой спиритической доски, и он им даже ответил! Лину тогда еще не было десяти, он жался к окну и поглядывал на Нейтана со странным выражением… не сразу тот понял, что это страх.
— Он сказал, этот дом полон смерти, — тихо поведал он, имея в виду то ли Брендона, то ли призрака.
Брендон беззаботно пожал плечами и в возбуждении взъерошил волосы пятерней:
— Ой, тут весь дом полон дохлых насекомых под рамочками! Конечно, сплошная смерть.
— И безумия, — добавил Лин и сжал губы. Он явно не хотел ничего больше говорить.
И боялся. Поэтому Нейтан с раздражением заявил, чтобы без него больше не «занимались глупостями», да и вообще, Брендону тоже стоит подумать об учебе. Тот отмахнулся, а всерьез обиделся, только когда Нейтан спрятал спиритическую доску.
Может, она до сих пор лежит на чердаке, спрятанная между подушек старого продавленного дивана из гостиной.
Теперь знаками общения с потусторонним были только капли воды на боках гроба.
Нейтан понимал, почему Лин не верил в то, что кузен мог умереть по собственной воле. Как бы он ни интересовался потусторонним, он хорошо понимал, что стоит быть живым и дышащим, чтобы любопытствовать и дальше. Умершим ты ничего не узнаешь — или не сможешь рассказать.
К тому же, Брендон всегда был самым живым из них троих. Лин всегда ощущался хрупким, будто фарфоровая шкатулка, украшенная мотыльками. Нейтан больше походил на старинную книгу, оставленную вечером на влажном осеннем крыльце. А в Брендоне всегда ощущалась невесомая сила, как в солнечном луче, что неумолимо идет вперед. Он редко болел, всегда оставался энергичен, с блеском выпутывался из любых сложных ситуаций.
Он остался в Эшмор-хаусе, никогда не стремился учиться дальше и на все предложения Нейтана мягко отвечал, что его место именно там, среди сумрачных полей. По телефону отвечал неизменно тепло, иногда советовал книги почитать или новые фильмы, которые видел.
Брендон успел поработать в библиотеке и больнице, но Нейтан даже не знал, там ли он был до последнего.
Брендон не стал бы пить антидепрессанты, как Нейтан. Его бы не задерживали из-за друзей, как Лина. Тем не менее, именно он лежал сейчас в гробу, и больше не вернется в Эшмор-хаус.
Мысль медленно, неохотно просачивалась в сознание Нейтана. Его кузен окончательно и бесповоротно мертв. Даже если он сделал это сам… с чего? Почему? Как понял Нейтан, предсмертной записки не было.
И он с трудом представлял, чтобы улыбчивый, увлекающийся Брендон действительно решил всё внезапно прекратить.
Или и здесь Нейтан многого не знал и не видел? Но даже Лин, уехавший не так давно, уверен, что просто покончить с собой Брендон не мог. С Лином вообще стоит поговорить, хотя Нейтан не сомневался, что опять сделает что-нибудь не то и не так. Но раз тот был близок с Брендоном эти годы, вряд ли относится к похоронам так легко, как хочет показать.
Думать о Брендоне бессмысленно, можно только попробовать узнать больше о его смерти. А вот подумать о Лине стоило, он-то еще живой и по-прежнему хрупкий младший брат.
Поэтому Нейтан уловил момент, когда Лин как будто покачнулся, а потом торопливо отделился от толпы. Мать глянула ему вслед с явным неодобрением, а Нейтан колебался всего мгновение. Шепнул на ухо Тейлор «я проверю». Она кивнула, отпуская его руку, и Нейтан заторопился за братом.
Мимо крестов в размокающей от влаги земле, мимо потрепанной временем стены церкви. Припаркованные машины стояли так же тесно и безлюдно, как их оставили.
— Лин? — негромко позвал Нейтан.
Двери церкви еще оставались открытыми, там и оказался Лин. Сидел прямо на полу, прислонившись спиной к лавке. Такой бледный, что губы сливались с лицом, а само оно казалось призрачным.
— Черт, — выругался Нейтан, не думая, что он уже под сводами церкви. Присел рядом с братом. — Лин? Ты как?
— Нормально, — с трудом ответил тот.
— Приведу доктора Эриксона.
Нейтан вернулся к могиле ровно в тот момент, когда священник закончил, а гроб медленно и торжественно начал опускаться. Мимоходом Нейтан пожалел, что пропустил, но живые его волновали куда больше.
— Доктор Эриксон! Вы нам нужны. Срочно.
К счастью, он не только не потерял сноровки, но, как понял Нейтан, всё еще вел частную практику. В его машине даже нашлись простейшие инструменты: устроив Лина на переднем сидении, доктор внимательно его послушал, посчитал пульс, сделал еще какие-то несложные манипуляции, задавая короткие четкие вопросы. Лин вяло отвечал.
В сумрачном свете дня он не казался настолько призрачным, как в темноте церкви, но всё равно бледным
