Эстер подошла к мужу, ненавязчиво подвинула Лина, чтобы поправить плед на коленях Родерика. Сложно было сказать, вслушивается ли она в разговор, но когда в том наступила небольшая паузка, улыбнулась и качнула головой в сторону:
— Нейтан, что же ты не поздороваешься с дедушкой?
На каминной полке, рядом с изящными старинными статуэтками, стоял череп цвета топленого молока. Он выделялся на фоне темного дерева панелей, хотя казался таким естественным между рамок с мотыльками.
Эстер всегда говорила, будто это череп покойного дедушки. Нейтан никогда не спрашивал, действительно ли хоть настоящая кость. Ему казалось это дурацкой затянувшейся шуткой, и он не то чтобы держал в руках много черепов, чтобы определить на глаз реальность.
В гостиной повисло неловкое молчание, Тейлор придвинулась поближе к Нейтану и натянуто усмехнулась:
— Так вот откуда в твоей книге взялся череп!
Реплика ничуть не сбавила напряжения, оно казалось таким густым, что Нейтан ощущал себя насекомым, которые угодило в липкую каплю мёда. Или билось под стеклом, пришпиленное иголкой.
— Ах, ну что же я! — засуетилась Эстер. — Вы хотите чаю? У меня есть потрясающее варенье с садовой малиной. Я сейчас быстренько всё организую.
Нейтан устал после рабочей недели, не был против небольшой передышки. Но тут заметил, как бледный Лин вцепился в ручку отцовского кресла: кажется, сесть он по какой-то причине не хотел.
Да и Тейлор нужно переварить первую встречу.
— Честно говоря, мы немного устали с дороги, — сказал Нейтан. — Лучше отдохнем сегодня, завтра тяжелый день.
— О, конечно. В девять мы уже должны быть на месте, похороны ранние. Я подготовила для вас дальнюю спальню на втором этаже, она достаточно большая.
Нейтан с благодарностью кивнул. Эта комната всегда пустовала, но он иногда играл там в детстве. Иногда и с Брендоном в прятки, но тот быстро его находил.
Эстер неожиданно снова притянула к себе Лина:
— Ах, я так рада тебя видеть! Вас обоих, — она кивнула Нейтану. — Но ты же понимаешь, младших всегда любят чуть больше.
Нейтан не понимал. Хотя только сейчас начинал осознавать, что в этом нет вины Лина, да и сам он, судя по мрачному выражению лица, не получал удовольствия от таких слов.
Эстер как будто ничего не заметила и продолжала:
— Лин, ты будешь спать в комнате бабушки.
— Что? — взвился Лин. — Я там не останусь!
— Останешься. Не спорь со мной, пожалуйста, хочешь поссориться в первые же минуты?
Лин прикусил язык, хотя, кажется, стал еще бледнее. Эстер улыбнулась:
— Ты не должен бояться этой комнаты, Лин. Надо быть смелым. Иначе отдам тебя призракам.
Это было старой шуткой, но теперь она звучала для Нейтана странно. Мать никогда не говорила ничего подобного ему, и он даже чуточку обижался: почему это брат должен быть смелым, а сам Нейтан нет? Теперь же это звучало как тонкая манипуляция, почти шантаж.
Тем более, в детстве Лин верил в призраков и боялся их.
Дедушка умер спустя недолгое время после рождения Лина. Нейтану было тогда семь лет, и дедушку он помнил смутно. Для похорон его сочли слишком маленьким, и они с Брендоном тоже сидели на лестнице поздно вечером и прислушивались к разговорам взрослых в гостиной.
А вот бабушка заболела, когда Нейтану было семнадцать. Как сказал отец, с ней просто случилась старость. И эта старость пахла едкими лекарствами, обволакивала душной нагретой комнатой, где запрещалось открывать окна. Бабушка почти не вставала с постели и каждый день к ней приходила медсестра из города.
Вечерами мать давала Нейтану поднос, на котором аккуратно стояли тарелка с ужином и чашка чая. Это был обычный ритуал: подняться из кухни наверх, проскользнуть в комнату бабушки и ни в коем случае от страха не повернуть назад.
В душной комнате бабушка хрипела и тяжело дышала. Надо было помочь ей сесть, устроиться среди подушек и подождать, пока она поест. Не слишком сложная задача, если бы бабушка молчала.
Она говорила гадости. Она оскорбляла и мерзко хихикала. Она говорила о том, как с ней разговаривают стены и звезды. Нейтан не знал, как пахнут трупы, но ему казалось, что лекарствами и старостью.
Говорят, до болезни бабушка была со странностями, но не настолько. Может, именно от нее ее дочери Элис передалось безумие. А Родерику она, видимо, завещала все прочие проклятия.
Нейтан проснулся. Тихо, не беспокоя Тейлор. Он научился не волновать ее каждым своим кошмаром. Но сейчас снова во сне видел приоткрытую дверь, из-за которой доносился запах живого трупа и мерзкое хихиканье. А он стоял с подносом и должен был зайти для ежедневного ритуала.
Нейтан некоторое время пялился в беленый потолок, прикидывая, когда отступит дурацкий кошмар, и снова можно будет поспать. Быть разбитым на завтрашних похоронах точно не входило в его планы.
Ему показалось, он услышал стон.
Это могло быть устрашающим, особенно после сна, но Нейтану почудилось что-то знакомое. Когда стон повторился, он тихонько поднялся. Кинул взгляд на Тейлор, но она спокойно спала, свернувшись на своей половине кровати.
Половицы поскрипывали под ногами, из-за этого пола всегда казалось, что за стенкой или в коридоре кто-то ходит.
Выйдя в коридор, Нейтан сразу всё понял. Между дверьми комнат располагалась ниша с окном, в которой стоял маленький диванчик. На нем и спал Лин, свернувшись и постоянно ворочаясь. Когда он снова издал сдавленный стон, Нейтан понял, что не ему одному снятся кошмары этой ночью.
Он присел возле дивана и тихонько потряс брата за плечо:
— Эй, Лин, просыпайся.
Тот распахнул глаза и уставился на Нейтана, кажется, сразу его не узнав. И в глазах Лина было столько беспомощного страха, дикого первозданного ужаса, что Нейтану захотелось просто обнять его и сказать, что всё хорошо.
Он никогда не делал ничего подобного, поэтому сказал:
— Просто сон. Всё в порядке.
Взгляд Лина просветлел, он зажмурился, а когда снова открыл глаза, выглядел гораздо спокойнее.
— Почему ты здесь? — спросил Нейтан.
— Просто не смог войти в бабушкину комнату, — пробормотал Лин. — Она и так мне в кошмарах снится.
— Мне тоже, — нервно усмехнулся Нейтан. — Как я ей ужины носил.
— Ага. Только ты потом сбежал, а она еще пару лет жива была.
В голосе звучали отголоски того ужаса, что еще недавно плескался в глазах Лина, и Нейтан внезапно всё понял. Но не мог поверить.
— Ты… потом ты ей носил? Но ты же был совсем маленьким! Не могла же мать тебя заставлять!
— Могла, — буркнул Лин. — А ты просто взял и сбежал. Ты бросил меня здесь!
В голосе Лина прорезалась горечь, такая искренняя, что Нейтан ошалело уселся на пол. Лину было лет десять или одиннадцать, когда Нейтан уехал, он
