В юности я честно думал, не обратиться ли мне к религии. Мотив был совсем как у Паскаля – потому что это лучше, выгоднее, чем быть нерелигиозным. Это дает силы, уверенность, смысл, надежду в крайней ситуации, облегчение в горе – все то, что нерелигиозный человек должен искать извне. А тут вот, пожалуйста, все уже готово и упаковано. Выгода со всех сторон. Смущали меня две вещи. Первое: я привык полагаться только на себя, а иное казалось мне постыдным. Второе: меня смущало, что у Бога так много всего необязательного, наносного. Какой-то конкретный визуальный образ, имя, странные желания и даже поступки.
Ну, положим, что у мусульманского Бога нет образа и имени. Это уже хорошо, и намного понятнее, чем у христиан. Аллах – это просто Бог. Его изображения не существует, и оно запрещено. И это, черт побери, очень правильно, так как Бог нематериален. У него просто не может быть образа. И он абсолютен, поэтому просто не может иметь какую-то конечную черту – такую, как имя. Но при этом у него все равно очень много конечного. Например, желания. Мы называем их Законы Божьи, но разве может что-то абсолютное иметь такой приземленный характер. Скажем, когда Бог говорит: «Твори добро», – я могу понять. Абсолютный дух дает абсолютную инструкцию. Но когда он говорит – молись так-то и так-то, или соблюдай пост, или что-то столь же конкретное – я понимаю, что этот закон писало конечное существо. То есть человек. Как и я.
Вот что меня смутило в религии. Ее конечность, конкретность, склонность к деталям. Тогда как я хотел верить широко, всем своим мощным духом, верить безгранично и абсолютно. Но такой веры я нигде не нашел. Даже в философии. Сначала меня увлек и заворожил Ницше, который дал мне широту и свободу. Так мне казалось. Скажу честно, полюбив этого болезненного немца, я смотрел по сторонам и не мог понять, почему все вокруг не любят его так же. Ведь он же не просто гений, он – все. Он – сам Бог. Но потом я увидел, что недооценил людей. Оказалось, что все, почти все сегодня живут по Ницше. И верят в его ценности, даже если не знают этого. Он вошел в ум каждого незаметно и неизбежно, как воздух. И что? Почему же мир не стал прекрасным местом? Или стал?
Теперь я не люблю Ницше, но, кроме него, у меня опять ничего нет. Нет ни восторга, ни надежды, ни твердых ценностей. Пожалуй, есть что-то, но оно настолько абсолютное, что в нем нет ничего конкретного. Ничего конечного, земного. Ничего для меня. Поэтому у меня есть только то, что я сам умею. И это, по всей видимости, и есть я. И теперь я должен встать и сделать то, что умею. Сделать так, чтобы мессия отложил свое царственное пришествие в мой мир. А для этого мне нужно все внимание каждого человека на Земле. Строгий суд самой широкой общественности, который будет пострашнее любого Страшного суда.
Вот, представьте, спускаются ангелы с неба, трубят, кругом огонь, полчища саранчи, горит полынь, чудища выбираются из преисподней, чтобы мучить грешников, а на Земле… никого нет. Все улетели на Марс. Неудобно получилось. Вот уже первый сценарий. А ведь я только начал. Ну, положим, никто не улетел. А, скажем, все собрались встречать Христа, но стоило Ему явиться, каждый собственноручно себя кончает. То есть совершает самоубийство, что само собой страшный грех для тех же христиан. Стало быть, зря ангелы спустились, ни один христианин теперь в рай не попадет. Хотя еще остается надежда на тех, кому религия не запрещала суицида. Но ведь они неверные. Опять незадача.
Вы скажете, Борис Андреевич, фантазировать вы умеете. А где же реальные варианты? Без террора и сумасбродств? Но я хотел показать, что если Бога можно перехитрить одним способом, то можно и другим. Мы стали почти древними греками, почти героями, почти полулюдьми-полубогами, хитроумными обманщиками богов.
А теперь поговорим серьезно. Через несколько дней в районе деревни Малое Дядьково, военной части и стрелкового полигона имени столетия Октября и возникшего тут же чудородящего Разлома, почитаемого среди местных деревенских не иначе как Божье Лоно, на многие километры вокруг не останется места, чтобы упасть яблоку. Число ученых, журналистов со всего мира, военных, сотрудников внутренних войск и спецподразделений, блогеров и прочих уфологов, христиан, мусульман, ортодоксальных зороастрийцев, профессиональных паломников и случайных прохожих в этой области Земли достигнет нескольких миллионов. И это при том, что мы многих останавливаем, давно прекратили сообщение по железной дороге и перекрыли трассы. Местные вышки сотовой связи уже фиксируют почти миллион источников сигнала. В моем мониторинге я каждый час вижу сотню новых видео и фото, которые молниеносно распространяются по всему миру. И если еще два дня назад их никто не признавал, то теперь их обсуждает даже официальный канал папы римского в Инстаграме. «Апокалипсис будет уже на следующей неделе», – заявляют заголовки авторитетных международных изданий. «Христос вернется в грядущий четверг», – не отстают менее авторитетные. И что? Что? Разве могло это случиться само собой? Разве мог Разлом самостоятельно приобрести такую популярность в мире? Нет, конечно. Так быстро нет. Я уже начинаю помогать тебе, Иисус из Назарета. А когда ты явишься, с видеотрафиком не справятся и те дополнительные десять сотовых вышек, которые установят уже завтра.
И так далее, и тому подобное… И я думал, и фантазировал, давая волю своему креативному альтер эго, получая от этого несказанное удовлетворение, когда, к сожалению, мои мысли и фантазии были жестоко прерваны. Мне постарались указать мое место. Утром мне снова позвонила Елена Романовна, и я опять почувствовал, как этот мир несовершенен. Ты вкладываешь душу в свое дело, возвышаешься над суетой повседневности, стараешься превратить воду в вино, а тут…
– Мы решили, что надо подстраховаться. Ситуация выходит из-под контроля. С нами связываются по дипломатической линии. Дело приобретает внешнеполитический контекст.
– Все под контролем, моя госпожа.
– Мы помним ваши заслуги, Борис Андреевич, но рисковать в этой ситуации нельзя. Завтра к делу приступит параллельная группа.
– Мадам, вы все испортите. Тут нужно тонко, как скальпелем! – взмолился я.
– Решение уже принято.
– Я понял, – было больно. – Кто? Имя?
– Преподобный Пафнутий. Известный дипломат и официальный представитель патриархата.
Я не сдержался.
– Этот богомерзкий?! Но, мадам! Кто угодно, но не этот…
– Держите себя в руках. Если хотите продолжать, то придется смириться с конкуренцией.
Дело не в том, что часть бюджета ушла из моих рук. Точнее, не только
