– Восемнадцать раз.
– Что? – Я не поверил ушам.
– Ты солгал сегодня восемнадцать раз. А безобидно только пятнадцать.
– Что?! Да как?!.. – Я разозлился. – Как ты можешь считать меня святым, если я такой мелкий лжец? Ну или просто обычный человек. Не ангел и не Бог. Не такой идеальный, как Иштар. Даже как ты.
Мой друг нахмурился.
– Иоанн, очень скоро мы все получим ответы. Я понимаю, что ты чувствуешь страх перед этим великим испытанием, которое тебя ждет. Это нормально.
– Стой! – почти закричал я, ломая ветку дикой вишни. – Просто поклянись мне.
– В чем?
– Поклянись, что все происходящее имеет свой собственный смысл и что все это правильно. И то, что я вижу, отражает действительность, и за Иштар не скрывается Антихрист.
– Клянусь тебе.
– И это слова человека, который не может лгать?
– Это слова друга, который не может лгать.
И я снова увидел эту его вселюбящую улыбку. И снова на душе стало хорошо. И мы пошли дальше.
Летописец сообщал, что мир погрузился в невиданное до этих времен чувство. Никто не знал, что этот новый день принесет. Никто не знал, что будет, когда он выйдет из дома, и вернется ли назад. Земля, по которой ходили люди, была им незнакома. Все было ново и выглядело иначе. Вид за окном, двор и улица. Люди и события. Уже третий день происходили катастрофы и бедствия, которые не могли произойти сами по себе. Они звучали отголосками друг друга.
Землетрясения и цунами, небывалые грозы, пожары, ураганы, потопы, загрязнение вод, смог в воздухе. Буйство животных, птиц и рыб. Помешательство многих людей. В Ватикане загорелся собор Святого Петра. В Москве в храме Христа Спасителя сумасшедший в припадке убил несколько прихожан. На статую Христа в Рио-де-Жанейро упал самолет, отбив Спасителю бетонную голову и руку. В Мекке, Каире, Басре, Иерусалиме и Стамбуле в толпах молящихся прогремели взрывы. И так далее, и тому подобное, говорил Летописец. Скорбь и страх стали предвестниками огромной радости.
Ночью я не спал и усердно молился, и голос внутри сказал – воззри тех, кто рядом с тобой. И я обратил свой взор на ночных богомольцев и понял в глубине души, что хоть я и не знал своего прошлого, но никогда прежде не видел таких верующих. Коммуна открыла мне совершенно другой способ веры. Тут не было веры неистовой, веры несдержанной и неспокойной, теряющей себя, растворяющейся в словах молитвы или ударах головы о землю. Вера этих людей была спокойна и возвышенна. Глядя, как эти люди молятся, я не испытывал обычного стеснения, что таинство так явно себя проявляет, напротив, хотел встать с ними в один ряд.
Среди них был старик Рафаэль, изможденный от выпавших испытаний, с посеревшим от пыли лицом, но очень спокойный. И я спросил:
– Я думаю, что люди обычно молятся иначе. Почему ты говоришь с Богом, а сам при этом выглядишь как обычный уставший человек? Где твое рвение?
– А разве я не обычный?
– Но разговор с Богом требует самоотдачи, самоотречения. Мы рабы Его и должны говорить с Ним снизу вверх. Не на равных.
– Я молюсь стоя, сложив на груди ладони и склонив голову, или даже сидя на стуле, а иногда даже на ходу, потому что Богу все равно. Для Бога мое тело и как оно расположено не имеет значения. Он этого не видит. Глаза Бога видят лишь то, чего нет в этом мире. Мою веру, мою любовь и смирение перед лицом Его. Позы, которые принимает мое тело, видят только другие люди.
Я удивился.
– Разве ты смирен, если не стоишь на коленях? Может ли смирение существовать без преклонения?
– Ты думаешь, что стоящие на коленях смиренны? Если так, это очень наивно. Часто в нашем мире стоящие на коленях таят злобу и не хотят показать ее. Они используют смирение как маску, под которой скрывается еще большая страсть.
Я задумался. И спросил:
– А почему ты так спокоен? Твоя любовь к Богу так слаба, что ты не проявляешь эмоций?
– Движения и причитания отвлекают меня от молитвы. Сложно сосредоточиться на мысли о Боге, пытаясь вообразить себе его бытие, когда все силы уходят на другое. Я спокоен только внешне, но внутри я каждый раз стараюсь сосредоточить все силы своего дряхлого ума и всю открытость своего почерствевшего сердца.
– Да, – сказал я. – Вот почему мне захотелось об этом спросить. Внутри оказалось гораздо больше, чем было снаружи.
Я поблагодарил старика Рафаэля за объяснения и обратился к Богу. Я старался говорить с ним, сохраняя достоинство. Мне было так страшно, что я не осилю то, чего от меня ждут эти прекрасные люди, что готов был сгореть на месте.
Что значит крестить Спасителя? Что это значит для меня и для всех? Иштар сказал, что крещение снимет с него грех. Но почему? Господь уже был крещен, и теперь он возвращается на Землю Богом, а не грешным человеком. Зачем тогда крещение?
Еще важнее был вопрос, какой смысл в крещении? Вот я омою его в воде, прочитаю молитву. Какой прок от всего этого? Признаюсь, я не верил, и старик Рафаэль только усилил мои сомнения, что Бог обращает внимание на движения рук и течение воды. Происходит ли с этим движением и с этим течением что-то еще? А если происходит, то что и, главное, где? Если это происходит в моей душе, то зачем руки и вода?
– Господь! – взмолился я. – Отведи эту чашу. Я знаю, что в моих руках нет чудодейственной силы. Я знаю, что в воде, которой я коснусь, не появится святость. Помоги мне поверить! Помоги мне поверить в чудо! Потому что я должен встретить Тебя и явить Тебя миру. А я не верю в Тебя. Я не верю в то, что все это может иметь смысл! Как же мне быть?!
Внутренний голос молчал.
– Господь! – сказал я спокойнее. – Если исцеленный праведник прав, то все, что будет сегодня, будет не для тебя. А только для людей. Тогда покажи мне, что я должен чувствовать и делать, чтобы следовать Твоей воле. И должен ли я верить в то, что делаю? Или мне достаточно знать, что это необходимо?
Внутренний голос хотел что-то сказать, но по-прежнему молчал.
– Господь! – сказал я тихо и ясно. – Я поступаю так, как могу, потому что я человек. А человек не в состоянии вместить в себя знания всех людских времен и тех времен, когда человека еще не было. Поэтому если ты не можешь помочь мне и если вообще нет тебя, то я оставляю себе право на ошибку.
– Нет, – ответил голос. – Не играй со мной. Человек сам по себе есть воплощение
