– Он был очень милый старикан, судя по фото. И, представляете, очень убедительный. И часами, часами промывал людям мозги через радио.
– Хорошо, два раза.
– Это ваше последнее слово?
– Неужели три? – сказал я просто, чтобы не выглядеть трусливым.
– Не угадали. Четыре.
– Четыре?! И что, даже в четвертый раз нашлись сумасшедшие, которые ему поверили?
– К несчастью, да. Вы не поверите, но он оказался долгожителем и пережил даже четвертое свое предсказание. Но уже дряхлым стариком, – помощница снова хихикнула. – А теперь главное.
Что за диво, подумал я.
– Надо полагать, что не это было главным? – произнес я иронично.
– Я уверена, что вы оцените.
– Даже не сомневаюсь.
– Угадайте, на какой год пришлось первое предсказание Армстронга?
Это было уже просто.
– Все, я понял. Спасибо, ты молодец.
– Всегда пожалуйста.
– Погоди.
– Да?
– Посмотри, пожалуйста, что случилось с родителями Екатерины Армстронг. Они живы? Особенно меня интересует линия ее деда.
– Да, сейчас. Ох, ну да. Это предсказуемо.
– Что такое? – Предчувствие меня, кажется, не подвело.
– Смотрите, Борис Андреевич, мать Екатерины, дочь Георга Армстронга, покончила с собой. Как пишут, обстоятельства были неизвестны, но предполагают, что ее решение уйти из жизни связано с предсказаниями отца.
– Ей было стыдно? – начал говорить я сам с собой. – Бедняжка. Общественное порицание было слишком сильным. Мать покончила с собой. И сейчас прошло сто лет со дня первого неслучившегося конца света. Сто лет со дня первого позора. Это ее месть обществу, месть всем нам. Или попытка реабилитировать деда. Надо было с самого начала проверить всех. Это она. Она.
– Возможно, вы правы, – неожиданно раздалось в трубке.
– Что? Да, спасибо. Держите меня в курсе, если что-то узнаете.
Я повесил трубку. Ошибки быть не могло. Слишком много совпадений. И год, и родство, и апокалипсис, и все остальное. Определенно, Екатерина была замешана в этом чудовищном деле. Надо было срочно найти ее и понять, что ее связывало с Разломом, корпорацией I Star Water Corp, Иштар, Христом, в конце концов. Да, и это было уже кое-что для моего друга полицейского, которому я немедленно все сообщил и попросил донести эти сведения куда следует. Возможно, то, что планировала Армстронг, еще можно было предотвратить. Только что она планировала?
– Боря, что она задумала?
– Не знаю. Может быть, в Разломе взрывчатка, – бормотал я. – Там глубина девятнадцать километров. Представляешь, если она заложила туда термоядерный заряд, достаточный, чтобы Земля раскололась.
– Это вряд ли, – отозвался полицейский. – У нас есть надежные сведения, что весь этот карнавал санкционирован на самом верху. Они, конечно, слабоумные, но не настолько. Тут что-то другое.
– Тогда это что-то нужно самому президенту?
– Да. И он, похоже, лично прибудет сюда и будет в ВИП-ложе.
Я немного подумал и сказал:
– Если ты не можешь подключиться, Кузнецов сейчас ее найдет. И остановит это безумие, что бы она ни приготовила.
– Борис.
– Что?
– Не верь Кузнецову. Кузнецов их человек. И про анализы информация не подтвердилась.
Разговор был окончен. И я снова остался наедине с тысячей мыслей. Я опустил трубку и сел на стул, оказавшийся рядом. У человеческих мыслей есть удивительное свойство – они как айсберги. Ты успеваешь осознать только кусочек, оказавшийся над водой, но при этом сама мысль невообразимо глубже, то есть не осознается сразу. И чтобы описать целиком то, что пришло в голову за мгновение, иногда нужно исписать сотни листов. Так было и в этот раз. На поверхности был простой вопрос. Кто я? Из него вырастал следующий простой вопрос – зачем я здесь? А за ним еще один – на что я готов пойти, чтобы сделать то, что собираюсь. И еще – не делаю ли я это по инерции? Не стал ли я пешкой в чужой игре? И так далее, и тому подобное. Вопросы, уходящие в дурную бесконечность. Но действовать надо было сейчас.
Я хотел проучить своего работодателя и, кажется, преуспел в своем расследовании, дал в руки врагов моего клиента ценную информацию. Почему? Не загнал ли я себя в еще большую ловушку? То, что я стал пешкой в чужой игре, теперь стало совершенно очевидно. Но именно этого я и не хотел, а ситуация складывалась таким образом, что управлял ею всегда кто-нибудь другой. Постоянно кто-то стоял за событиями, которые были мне непонятны. Но в них определенно был смысл. Он был, я это чувствовал. И уже почти вплотную подошел к пониманию этого смысла.
Я решил. Пусть все складывается не так, как я этого хочу, и пусть я пока не знаю точно, что делать, но я все-таки попробую… Отправлюсь в полевую лабораторию Армстронг и постараюсь по возможности до Второго пришествия открыть для себя недостающие части пазла.
Дорога к северной точке Разлома проходила через полигон далеко в объезд. Я вынудил Кузнецова дать мне бойца с легким военным джипом и не сказал, куда я поеду. Да он уже и не спрашивал, так как был слишком занят ВИП-гостями, что ему после распития водки давалось с большим трудом.
По дороге я снова позвонил помощнице.
– Борис Андреевич, – прошипела она в трубку, словно в нее вселилась анаконда, – что еще я могу сделать для Родины?
– Для Родины, право, не соображу так сразу. А для меня посмотри, пожалуйста, чем в последнее время занималась наша ученая? Научные статьи? Интересы?
Снова кровожадное шипение.
– Не поверите…
– Поверю. Только скажи, во что на этот раз, – перебил я.
– Когда вы повесили трубку, я даром время не теряла.
– Какое облегчение.
– И вот что я нашла.
Пауза и взволнованное дыхание в трубке.
– Я весь горю.
– Итак, Борис Андреевич, как вы, наверное, уже догадались, в открытых источниках этого нет.
– В самом деле?
– Вот именно! – радостно воскликнула помощница. – Но ведь я ищу не только там. Я задействую обширные базы, включая закрытые научные публикации, патенты и даже внутреннюю документацию лабораторий по всему миру. Знаете, как я это делаю?
– Ну, как ты это делаешь? – попался я на эту безобидную провокацию.
– У меня свои секреты. Значит, так. – Смешок. – В последние годы Екатерина не публиковала вообще научных статей, не делала открытий и не выступала на конференциях.
– На нее непохоже. Как будто протест, – подумал я вслух.
– Вроде того. Однако ее лаборатория в Роттердаме заказывает обширную научную литературу со всего мира. А также отдельные электронные статьи. И вот тут она прокололась.
– Что там?
– О, да, – почти рев дикой кошки, – очень много футурологии. Точнее, вообще все, что только существует на всех языках. Нумерология и предсказания, астрология. Все о конце света. Сравнительные вероучения, теология, неотомизм, даосизм, конфуцианство. Очень много о религии, ересях, языческих религиях, древних верованиях, начиная с Месопотамии.
– Да, – сказал я, – впечатляет. Но не проясняет дела.
– Это не все. Далеко не все. Уже более десяти лет она всерьез увлеклась генной инженерией и изменением гена человека. Его базовых свойств.
– Но это запрещено.
– Вот именно. Генная нейробиология, генная
