— Я всё ещё здесь, — Джек бросил на неё весёлый взгляд. — И если ты хочешь, чтобы я забрал твои таблетки из города, тебе лучше вести себя хорошо.
— Жестокое обращение с пожилыми, — пробормотала Гома.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что могу сделать клюквенный сок.
Джек усмехнулся и встал.
— Я люблю тебя, Гома. — Он поцеловал её в макушку и обнял. — И спасибо за твой подарок. Это было очень продуманно.
Пока они стояли у раковины, у меня в горле образовался комок при виде того, как Джек почти окружил своим телом хрупкую фигурку Гомы.
— Пффф! — Бахати разбрызгал воду по всему столу.
— Что за чёрт? — воскликнул Джек.
— Вода, — он кашлянул, отодвигая стакан. — Такая холодная!
Мы смотрели на него некоторое время, а затем начали смеяться. Отбеливание зубов сделало их более чувствительными к горячему и холодному. Бахати задыхался и отплевывался, а Схоластика смеялась громче всех, пока по ее лицу не потекли слезы.
— Ты думаешь, это смешно? — Бахати бросился за ней. Она взвизгнула и выбежала за дверь. Гома пошла за ними. Я последовала тоже.
— Отпусти её, — сказала я, отгоняя Бахати от Схоластики, когда он догнал её.
Мы промчались через мокрую одежду, развешанную на просушку. Я следила за мельканием босых ног между простынями и полотенцами — молочно-белыми пальцами Схоластики, худыми лодыжками Бахати — как они прыгали, метались, находили друг друга и убегали. Схоластика была маленькой и шустрой. Мы с Бахати все время путались в белье. И ветер разносил наш смех.
— Я сдаюсь, — сказал Бахати, надев на лицо пару трусиков Гомы. — Но только потому, что у меня болит колено.
Он сел, обмахиваясь ими, его грудь вздымалась.
— Дай мне это! — Гома отобрала у него своё нижнее бельё и бросила на него свирепый взгляд.
— Хорошая работа! — сказала я, давая пять Схоластике. Я опустилась на колени перед ней и щёлкнула её по носу. Её руки обвились вокруг моих плеч, и она крепко обняла меня.
— Кешо, — она указала на небо.
— Да, — ответила я, слова застряли у меня в горле. — Завтра я улетаю. Далеко, — я держала ее за руки, выпрямившись. — Я буду скучать по тебе.
Гома и Бахати подошли к нам. Мы вчетвером обнялись в тени горы, а вокруг нас раскачивались кофейные деревья. Затем Гома высвободилась из объятий.
— Хорошо. Я закончила. Сегодня мои кости больше не выдержат объятий. Иди, — она оттолкнула меня. — Иди и собирайся. Я оставила кое-что в твоей комнате. Не открывай это, пока не окажешься в самолете.
— Спасибо, — сказала я. — За всё.
Казалось, моё сердце разбилось, поэтому я отвернулась и направилась к дому. Сквозь развевающуюся на верёвке одежду я увидела, как Джек смотрит на нас. Он стоял у четырех надгробий под акацией. Время остановилось, когда наши глаза встретились. В одно мгновение мы прожили всё — первое знакомство на крыльце, то, как он жульничал в книжных шарадах, как я убегала от своей собственной тени в тумане, его зубы, покусывающие мою шею, поцелуй, как он держит мою руку на железнодорожных путях, «я оборачиваюсь на две секунды, а ты на очередном чаепитии», я расчесываю его волосы, мы держимся за руки под одеялом на наших качелях. Наши качели. Наши.
Но наше время закончилось. За исключением ещё одной ночи.
Он наблюдал, как я шла к нему. Я обняла его, желая впитать ощущение его, желая, чтобы он глубоко проник в мои кости, чтобы я могла сохранить его в себе. Мы мягко раскачивались из стороны в сторону.
Когда полуденное солнце согрело наши спины, я посмотрела на маленький надгробный камень под деревом.
«Прощай, Лили. Каждый раз, когда солнце светит сквозь дождь, я буду искать тебя. Я буду искать тебя в радуге, и я буду помнить мужчину, у которого всё небо в глазах».
Глава 23
Я остановилась у входа в отель «The Grand Tulip» и окинула взглядом белое пространство стены.
— Когда я впервые увидела Бахати, он стоял прямо здесь. Я подумала, что он статуя, — сказала я Джеку. Он был одет в рубашку на пуговицах с закатанными рукавами, обнажавшими сильные загорелые предплечья. Я не привыкла, чтобы женщины пялились на него. Он был почти весь в моем распоряжении. До сих пор.
Когда мы вошли в вестибюль, головы повернулись, волосы были взбиты, ножки наклонены в сторону, коленки вместе, осанки выпрямлены. Как будто в комнату ворвался горячий ветер, принеся с собой пьянящий, дурманящий аромат.
«Простите, девочки».
Я жестом собственницы касалась Джека, когда мы регистрировались. Впервые за многие годы у меня появилось желание покрасить ногти, чтобы они блестели как острые маленькие когти. «Держитесь подальше».
Они завидовали мне. Я могла видеть это в их глазах. И всё же ревность пронзила моё сердце, потому что я уезжала и не могла вынести мысли о нем с кем-то еще.
— С тобой все в порядке? — спросил Джек, рассматривая моё лицо.
— Да. — Я избавилась от грустных мыслей, которые обрушились на меня. Я предвидела конец ещё до того, как мы начали, и всё равно настаивала на этом. И это стоило каждой болезненной, мучительной эмоции, потому что, стоя прямо перед ним, я знала до глубины души: Джек не видел никого, кроме меня. И не было ничего более волнующего, чем осознавать это. — Пойдём. — Я потащила его к лифтам. Потому что не хотела тратить наше драгоценное время на пустые бесполезные мысли.
Наша комната находилась на верхнем уровне — на третьем этаже, с балкона с которого открывался вид на холмы ярко-розовой бугенвиллии (Прим. род семейства ночецветных или никтагиновых, насчитывающий 14 видов растений), простирающейся вокруг спокойного голубого бассейна.
— Должно быть, Гома заказала самый красивый номер, — сказала я, глядя на шелковистое постельное бельё, эркеры с малиновыми занавесками, роскошную гостиную, туалетный столик, позолоченное зеркало на стене. В ванной комнате была глубокая ванна, огромная душевая кабина и блестящие белые мраморные полы.
— Ты заметил что-нибудь из этого? — я усмехнулась, отталкивая Джека. Он следовал за мной повсюду, совершая свою собственную экскурсию. Расстегивая мою одежду, покусывая шею, измеряя изгиб моей талии.
— Я всё замечаю. Как эти две вертикальных линии, которые проходят между твоей верхней губой и носом… как называется это место? У него должно быть название. Оно идеально подходит под кончик моего мизинца. — Он продемонстрировал это, а затем провёл языком по изгибу моего лука Купидона. Я потерялась в магии его поцелуя, когда раздался стук в дверь.
— Ты не могла бы открыть дверь? — спросил он, отстраняясь.
Я не была уверена насчёт блеска в его глазах.
— В чем дело? Ты выглядишь так, словно что-то задумал.
Джек был из тех парней, которые за всё в ответе. Если бы кто-то был у двери, он бы открыл её сам.
— Просто. Идти. Сделай. Это. — Он развернул меня к
