Я — ТЕНЬ ТВОРЕНИЯ. ТЫ НЕ МОЖЕШЬ УНИЧТОЖИТЬ МЕНЯ. ЭТО УНИЧТОЖИТ ВЕСЬ МИР.
Даже если бы Азраэлю удалось причинить боль, Кроули был последним существом на Земле, которое могло бы на это пойти. Кроули не был бойцом. Он никогда не был бойцом. Азирафаэль должен был быть тем, кто начнет атаку, но это означало бы, что его ангел подвергает себя опасности. А Кроули не мог этого допустить. Однажды он потерял Азирафаэлю. Он не смог бы потерять снова.
И все же Кроули не мог просто сидеть и ничего не делать. Азирафаэль был прав. Земля была их домом. Больше нигде во вселенной он не хотел бы оказаться, даже если бы ангел был рядом с ним. Азирафаэль, возможно, и был самым важным в его жизни, но это не означало, что он был единственным. У Кроули были и другие стороны жизни, которыми он дорожил. Другие части, которые стоило спасти.
Итак, он побежал на Азраэля. Кроули схватил пылающий меч и побежал изо всех сил. Его шаги стучали по сухому травянистому берегу, янтарные глаза были устремлены на цель прямо перед ним.
Он увидел, что коса материализовалась, слишком поздно.
В одну минуту демон бросился на Азраэля с пылающим мечом в руке, а в следующую — завихрение черного дыма, вспышка металла, прежде чем жгучая боль пронзила его торс, протянувшись от верха правого плеча до самого пупка. Кроули изогнулся в воздухе, едва сдерживая крик, когда упал.
Крошечный клочок ткани отделился от одежды Азраэля, когда меч Кроули взметнулся вверх, к архангелу. Время, казалось, замедлилось, когда демон упал в воздухе, звездная ткань трепетала рядом с ним, исчезая в небытие с последним проблеском света.
Звуки вокруг него прекратили свое существование, когда адреналин прошел через все его тело. Кроули чувствовал, как стук его сердца отдается в голове, когда маленькие черные точки заплясали перед глазами. Ему хотелось повернуть голову и посмотреть туда, где все еще стоял Азирафаэль. Он хотел посмотреть на лицо своего ангела и увидеть уверенность в этих ярких голубых глазах, что все не так плохо, как боялся Кроули в тот момент, но не мог пошевелиться. Не в состоянии думать. Не в силах ничего сделать, кроме как медленно падать, он смотрел прямо перед собой на скопление ангелов с жемчужно-белыми крыльями, стоящих на берегу перед ним.
Шок был очевиден на их застывших лицах. Глаза широко раскрыты, рты разинуты. Они были слишком ошеломлены, чтобы двигаться — по крайней мере, пока. Время все еще бежало медленно, словно только что пробралось через чан с патокой. Кроули попытался моргнуть, но обнаружил, что его тело полностью вышло из-под контроля. Он падал, янтарные глаза смотрели только на лица архангелов, которые так сильно ненавидели его. На двух их лицах он увидел отражение удивления. В их глазах мелькнуло беспокойство, как будто они могли быть следующими, на кого Азраэль мог осмелиться напасть. Они не двинулись с места, чтобы прийти ему на помощь. Они не двинулись с места, чтобы напасть на Азраэля. Они ничего не сделали.
Взгляд Кроули метнулся к лицу Габриэля. В конце концов, именно из-за него они все здесь собрались. Архангел не может быть настоящим злодеем. Возможно, Габриэль и не был тем, кто украл все их воспоминания, но он приложил руку к тому, как прошел сегодняшний день.
Янтарные глаза встретились с фиалковыми, и если бы глаза Кроули могли расшириться в этот момент, они бы так и сделали. Он увидел чистую боль, запечатленную в глубоких морщинах на лбу Габриэля. В ярких глазах архангела вспыхнула паника. По щекам Габриэля потекли настоящие слезы.
Это почти выглядело так, будто Габриэль волновало, что он собирался умереть. Как будто Габриэлю было не все равно, что случится с Кроули.
Демон тяжело ударился о землю, воздух вырвался из его легких, когда огонь обжег грудь в том месте, где коса порезала его. Звук вернулся к нему внезапно в виде оглушительного крика. Сначала Кроули подумал, что это его собственный голос. Боль в груди была достаточно сильной, чтобы заслужить нечто большее, чем просто крик. Но ветер был выбит из его легких, и огонь, который начал распространяться по его рукам и ногам, очень мешал его разуму вспомнить, как дышать, не говоря уже о том, чтобы кричать.
Больше всего он боялся, что этот звук исходит от Азирафаэля. Что ангел видел, что произошло и каким-то образом понял, что это значит. Кроули не был готов к тому, что это будет конец. Было так много вещей, которые он все еще хотел сделать. Он только что признался Азирафаэлю в своих чувствах, после шести тысяч лет сдерживания их. Разве они не заслужили еще по крайней мере шесть тысяч лет, чтобы быть вместе по-настоящему?
Боль пронзила его, и Кроули закрыл глаза, но только на мгновение. Разум уносил его прочь отсюда — прочь от этого места, наполненного болью и смертью, в новый Рай. Маленький домик на берегу моря, с большой библиотекой и садом на заднем дворе, где они с Азирафаэлем могли бы жить в мире и покое. Там они с Азирафаэлем могли проводить свои дни вдали от города. Подальше от места, где было так много плохих воспоминаний. И в этом месте они могли бы найти общий дом, чтобы, наконец, быть свободными.
Мгновение спустя демон открыл глаза и понял, что крик, эхом отдавшийся в его голове, вовсе не принадлежал Азирафаэлю. Этого не может быть. Во-первых, потому что звук отчетливее всего доносился спереди, а не сзади. И во-вторых, потому что теперь он смотрел прямо на его источник. Боль, льющаяся из этих ярких фиалковых глаз, сопровождаемая криком, наполненным таким большим страхом и потерей, была бы достаточной, чтобы остановить Кроули, если бы он уже не застыл на месте на земле, не считая случайного спазма боли, который сочился через его грудь.
Это кричал Габриэль. Это плакал Габриэль. Габриэль метался вокруг, пытаясь вырваться из рук, которые внезапно поднялись, чтобы удержать его, не дать ему встретить тот же конец.
Это Габриэль выкрикивал его имя.
Только это было не его имя. Или его? Архангел определенно не кричал, когда «Кроули» эхом разносилось в воздухе вокруг него. И он не захотел использовать первоначальный титул демона. Нет, Габриэль выкрикивал другое имя, более глубокое. То, которое Кроули забыл до этого самого момента, но когда оно эхом отозвалось вокруг него, его зрение медленно начало отказывать, Кроули понял, что оно принадлежит ему. Это имя было такой же частью его жизни, как растения, Бентли
