— Я в курсе.
— Ну так вот, мне пришлось с этим разбираться. Пришлось немного присмотреться к госпоже Стройковой, не говоря уже о том, что на бумагу для писем, которые я ей послала, ушла парочка деревьев. У нее что-то вроде маленькой овцеводческой фермы в маленьком городке к западу от Аханастана — по последним сведениям, там она и живет. Похоже, она полная затворница. Не покидает город, почти не выезжает с фермы. Но писем шлет кучу. Итак… если я назову тебе город, ты и ее дом взорвешь к такой-то матери?
— Ничего не гарантирую.
— Знаешь, Сигруд, это не очень-то воодушевляет.
— Я просто говорю правду. Но я постараюсь.
Мулагеш опять вздыхает.
— Дхорнав. Городок называется Дхорнав. Население — около двух сотен. Ты там будешь выделяться, как прыщ на заднице, так что будь осторожен.
— Спасибо, — говорит Сигруд. Он касается лба и видит, что пальцы блестят от пота. — Спасибо, Турин.
— Тебе нужна помощь, Сигруд, — говорит Мулагеш. — У тебя ужасный голос. Найди врача. Ты говорил о том, что все в конце концов забывается, — если окочуришься в телефонной будке, тебя точно забудут.
Сигруд снова ее благодарит и вешает трубку.
* * *Воровство автомобилей — вторая натура Сигруда. Так много операций требовали импровизированного или неотслеживаемого транспорта, что для министерских оперативников стало стандартной практикой угонять автомобили, выполнять свою часть операции, а потом быстренько загонять машину в ближайшую реку. Сигруд подозревает, что единолично испортил имущества на сотни тысяч дрекелей.
«Достаточно большой ущерб, — думает он, вскрывая дверь старого драндулета, — чтобы еще один автомобиль не имел значения».
Он забирается внутрь, заводит машину и ведет старую развалину с чихающим мотором на северо-запад, прочь из города. Вождение оказывается на удивление сложным делом. Руки дрожат и трясутся, так что приходится крепко сжимать руль, до боли в запястьях. Не один раз Сигруду кажется, что он вот-вот съедет с дороги.
Он бросает взгляд на свое отражение в зеркале. Бледный, под глазами сизые тени. Похож на человека, которого только что вытащили из ледяной реки. И чувствует себя так же.
Он сосредотачивается. «Еще немного. Еще полдня до Дхорнава, а оттуда — к Стройковой».
Поездка кажется невероятно долгой. Он использует каждую унцию энергии, чтобы сосредоточиться на дороге. Он понимает, что должен поесть, но не чувствует голода. Он должен попить, но жажды тоже не ощущает.
«Что со мной случилось, когда я попал во владения Нокова?» Один раз Сигруд останавливается на обочине, чтобы отдохнуть и проверить, нет ли на теле колотых ран, потому что Ноков наверняка его каким-то образом отравил. Он ничего не находит, хотя левый бок выглядит безобразно, весь в мешанине синих и черных пятен. «Этот холод заразил меня, проник в мое тело. — Он снова заводит машину. — Это пройдет? Или я останусь таким навсегда?»
Наконец он добирается до Дхорнава, который расположен на сельскохозяйственном южном побережье Континента, где влажно, как в Сайпуре, но не так жарко. Вслед за смертью Божеств климат Континента сильно изменился, и погода все еще переменчива, так что людям пришлось искать новые способы выжить.
Для большей части южного побережья за пределами Аханастана это овцы. Очень много овец.
Сигруд таращится в окно на грязные зеленые холмы, пестрящие грязными серо-белыми овцами. Дома, которые он видит, примитивные, в основном каменные и, похоже, без печных труб. «Значит, когда Мулагеш сказала „ферма“, — думает он, — это и имелось в виду».
Он тревожится, что придется выйти из машины и спросить кого-то из местных, как найти Стройкову, что не приведет ни к чему хорошему: здоровенный, плохо выглядящий дрейлинг, бродящий по городу и спрашивающий, где живет самая богатая обитательница, несомненно привлечет к себе внимание. Но в Дхорнаве всего одна главная дорога, поэтому он проезжает немного дальше, чем рассчитывал, — и, к его удивлению, получает за это награду: в холмах к западу от городка высятся огромные, замысловатые белокаменные ворота.
Он подъезжает и смотрит на эти ворота. В них два-три этажа высоты.
— Это, — говорит он, вытирая пот со лба, — должна быть она.
Сигруд выбирается из автомобиля и едва не падает. «Надеюсь, Шара предупредила Стройкову обо мне, — думает он. — И надеюсь, мне удастся добраться до вершины холма».
Удается, хоть это и нелегко. Он замедляет шаг, приближаясь. Ворота огромные и внушительные. В верхней части высечено имя: ВОТРОВ.
«Значит, наследство, — думает он. — И она даже не удосужилась сменить имя».
Сигруд присматривается. Светские Установления двадцатилетней давности, должно быть, обошли это место стороной, потому что ворота покрыты божественными символами, большей частью колкастанскими. Сигруд узнает согбенную, мрачную фигуру в плаще в центре большинства барельефов: это Колкан собственной персоной, и рядом с каждым его изображением — печать, руки Колкана в виде весов, готовых взвешивать и судить.
Дрейлинг сжимает левую ладонь. Сегодня она не болит. Но, наверное, это потому, что ему очень холодно.
Он проходит через ворота. Потом сорок минут ковыляет по грязной дороге — других дорог или тропинок здесь нет — и видит только холмы, ручьи, усохшие кустики и очень много овец.
Наконец он взбирается на вершину холма и видит впереди фермерский дом, расположенный на некотором возвышении. Он большой, но совсем не похож на особняк Шары. Это низкое, как попало построенное каменное здание, его явно возвели давно, и время обошлось с ним неласково. Но внимание Сигруда привлекает высокий стальной забор по периметру дома, увенчанный колючей проволокой.
— Ворота внутри ворот, — говорит Сигруд, вздыхая. «В каком-то смысле Континент не меняется».
Он бредет, шатаясь, по грязной дороге к забору. В нем большие стальные ворота — запертые, хоть замок и не кажется дрейлингу сложным. Он ищет какой-то способ сообщить обитателям дома о своем появлении, но не находит. Ему сейчас определенно не хватает сил, чтобы кричать. Он размышляет, не перерезать ли колючую проволоку, идущую поверх забора, но в его нынешнем состоянии не стоит рассчитывать, что ему удастся туда забраться.
Он становится на колени перед замком и вынимает свои отмычки. «Потом я постучу в парадную дверь, — думает он, — и просто извинюсь».
Замок поддается через двадцать минут работы — необычно долго для Сигруда, но ведь его руки безумно дрожат. Он распахивает ворота — петли слегка скрипят, — затем закрывает их за собой и продолжает идти по дороге.
Сигруд гадает, что сказать. Он не видел эту женщину двадцать лет, и они встречались лишь мимоходом. Он надеется, что фразы «Шара прислала меня» будет достаточно.
И еще он надеется, что у нее есть камин. Такое ощущение, что его кости
