Потом дрейлинг слышит выстрел.
Он тотчас же определяет, что это был винташ, очень мощный. Потом грязь на дороге в шести футах перед ним вдруг всплескивает, и его обдает мокрой землей.
Сигруд инстинктивно отскакивает. Приземляется на левый бок и едва не кричит от боли, когда сломанные ребра скрипят и трещат. Подавив стон, лежит в канаве лицом вниз и не шевелится.
«Что это было, — думает он. — Адский ад, что это было?»
Он ждет. Ничего не происходит: ни других выстрелов, ни приказа встать. Он начинает ползти назад, обратно к воротам.
Новый выстрел — на этот раз в землю футах в четырех справа от него. И еще один, на три фута слева.
«Предупредительные, — думает дрейлинг. — Если бы меня хотели убить, я был бы уже мертв». Впрочем, он сомневается, что это можно считать утешением.
Сигруд по-прежнему лежит лицом вниз, держа правую руку на затылке, — левую, разумеется, он не может поднять. Теперь он не в состоянии перестать трястись.
Он слышит шаги в холмах наверху. Не поднять ли голову? Нет, лучше не нарываться. Это оказывается мудрым решением, когда женский голос сурово кричит:
— Не двигайся! Даже не вздумай дернуться!
Он ждет, прислушиваясь к приближающимся шагам. Гадает, как угодил в такую передрягу, а потом понимает: «Электрическая сигнализация в воротах. Они поняли, что я вломился. Глупо. Глупо и небрежно».
— Ты вооружен? — спрашивает женский голос.
— Да.
— Вытащи оружие и выбрось, пожалуйста.
Сигруд подчиняется, выбрасывая свой нож:, хоть ему и странно слышать слово «пожалуйста» от человека, который отдает приказы, держа в руках винташ.
— Хорошо. Встань, пожалуйста. Медленно.
Постанывая и скуля от жуткой боли в левом боку, Сигруд с трудом поднимается на ноги.
Чуть выше по склону холма стоит женщина. Он вытирает грязь с единственного глаза и смотрит на нее с изумлением.
Она совсем не похожа на миллионершу. На ней сообразная сельская одежда, жилет из овчины и кожаные сапоги, да и мощный винташ — еще и с телескопическим прицелом — весьма необычный аксессуар для богачки.
Но глаза, что глядят на него через прицел… Несомненно, это Ивонна Стройкова, та самая девушка, которую Сигруд встретил много лет назад, и в тот раз она восторженно смеялась, когда он разжег трубку угольком из камина. Однако с той поры она постарела и огрубела. Теперь перед дрейлингом не блистательная светская львица, которую он помнит по Мирграду, но худая, выносливая женщина с каменным лицом и длинными черными волосами, собранными в узел на затылке.
— И кто же ты такой? — спрашивает она.
— Сигруд йе Харквальдссон, — говорит Сигруд. Он пытается не дрожать, но дело дрянь. — Ш-шара… Она…
Стройкова смеется ледяным и невеселым смехом.
— Сигруд йе Харквальдссон! Грозный дрейлинг из Мирграда! Итак, вот лучший боец, которого Шара обещала нам прислать! — Она окидывает его изучающим взглядом. — Ты уж прости мою откровенность, но… что-то я не понимаю, как ты можешь нам помочь.
Сигруд пытается сказать, что и сам не понимает, но его опять охватывает дрожь. И на этот раз она не прекращается. Он дрожит, трясется, пока у него не темнеет в глазах, пока он не утрачивает способность видеть или даже дышать.
А потом грязная дорога поднимается к нему. Он падает и не теряет сознание еще несколько секунд — достаточно, чтобы ощутить боль. Но не очень долго.
Последнее, что он слышит, это вздох Стройковой и ее голос:
— Ох, вот только этого мне…
Потом наступает тьма.
* * *Кавита Мишра просыпается посреди ночи.
Ее не тревожит темнота вокруг. Хотя на самом деле жутковато — она оставила у постели свечу, когда легла, так что в комнате не должно быть темно, по крайней мере неоткуда взяться такой непроницаемой тьме; но тревожнее всего то, что квартиру заполнили писк, шелест и поскрипывание, как будто спит она не в собственной постели, но в каком-то гигантском, просторном, древнем лесу, таком густом, что лунный свет не проникает сквозь его крону.
Потом раздается голос:
— Мишра.
«А-а», — думает она. Спрашивает вслух:
— Да, сэр?
— Он причинил мне боль, Мишра. Этот человек сделал мне больно.
Она садится на постели.
— Ноков? Сэр? Как вы… Как вы меня нашли? Я не произносила вашего имени.
— Я вспомнил, куда ты меня призывала однажды, — отвечает голос. — Я вспомнил. Я вспомнил, где это происходило. Я становлюсь сильнее, Мишра. Я могу приходить без приглашения туда, где уже бывал. Но все-таки он… Несмотря на это, он причинил мне боль, Мишра!
— О ком вы, сэр? О даувкинде?!
Она знала, что операция в Галадеше обернулась чудовищным бедламом. Уничтожение дома Комайд было во всех газетах. Она получила одно сообщение от Нокова — письмо на черной бумаге на следующее утро загадочным образом появилось на ее комоде — с приказом распространить рисованный портрет даувкинда по всем подразделениям министерства, что и было сделано. Но Мишра не видела самого Нокова и уж точно не знала, что он пострадал.
Или что ему вообще можно причинить вред. Это ее тревожит.
Справа от нее раздается тяжелый вздох. Потом среди теней что-то… шевелится.
И она видит его. Или, быть может, он позволяет ей себя увидеть.
Когда она увидела его впервые в тот день девять лет назад, когда он оставил ей письмо с вопросом, присоединится ли она к нему, он выглядел обычным континентским мальчиком — хотя его глаза были слегка темноваты, словно их с трудом удавалось разглядеть, и он с необыкновенной легкостью прятался среди теней. Но с течением времени и по мере того, как их миссия развивалась, он менялся.
Ноков внимательно смотрит на нее. Он, конечно, все еще молод — и двадцати не дашь, но его осанка изменилась, а глаза стали озерами бескрайней тьмы, в которых поблескивают едва заметные звезды, способные увидеть… больше.
Теперь он сильнее. Теперь он принц, облаченный в мантию власти.
Однако, когда он протягивает Мирше руку, она видит: пальцы в синяках и опухли.
— Он причинил мне боль, — повторяет Ноков. — Как такое возможно? Как он мог это сделать? Ты знаешь?
— Я… Нет. Я не знала, что вы можете пострадать.
— Я не могу! Теперь я сильнее, чем любой из моих братьев и сестер! — Его голос исходит от всего, что ее окружает, как будто все тени вибрируют в унисон. — Я знаю это, мы с тобой оба знаем. Если бы я мог просто найти их, я бы… я бы… — Он мечется в поисках слов, а потом говорит: — Проклятье, это несправедливо. Несправедливо! Я не должен… Никто не должен причинять мне вред. С этим покончено. — Он смотрит на нее, встревоженный. — Каким сильным я должен стать, чтобы никто не смог причинить мне вред?
Ее рот открывается. Хоть Мишре трудно в это поверить, она подозревает, что Ноков пришел в поисках утешения. Но это еще более странно, потому что он недоговаривает: похоже, однажды ему пришлось страдать, и с той поры он убегает от
