— И чайные листья указывают на то, что Габриэль хочет мои деньги? — спрашивает Саймон.
— Совершенно верно. А как иначе? Ты знаешь толк в этом деле. Ты — кудесник. — Я знаю, что у него есть превосходное чутье, когда дело касается бизнеса. Я была свидетелем его таланта в действии, когда он принял пару телефонных звонков дома, и я знаю его послужной список. Этот мужчина всегда заключает сделки.
Я съедаю еще один кусочек торта, сотворенного ангелами. Тишина нарастает, и я думаю, но не уверена, что он наблюдает за тем, как я ем. Что его глаза следят за моими губами, когда я откусываю кусочек мягкого торта. Возможно, я это все выдумываю, но надежда согревает меня. Теплое нежное чувство распространяется по моим плечам, затем спускается к животу, и это снова происходит — один из тех моментов, когда наши взгляды встречаются. Этот взгляд вычеркивает все причины, почему наши отношения — плохая идея.
Потому что мое тело говорит, что мы бы идеально подошли друг другу.
Мое сердце сжимается, а по коже пробегают мурашки. Воздух между нами потрескивает. Я не могу отвести от него взгляд. Мне нравится, как он смотрит на меня и, кажется, он ищет моего одобрения.
Он скользит взглядом по моему лицу, а затем указывает на мой рот.
— У тебя…
— Что?
— Черничный соус, — говорит он хриплым низким голосом.
— Правда?
Я провожу рукой по губам, но он качает головой.
— Ты пропустила.
— Где?
Мои глаза следуют за его рукой. Он проводит большим пальцем по уголку моих губ. Его прикосновение длится меньше секунды, но оно вспышкой отражается в моей груди, и будто электрический разряд проносится по моей коже. Этот момент похож на разжигание спички, и теперь я горю. Все эти месяцы вожделения выходят на поверхность. Я хватаюсь за стол, надеваю сандалии и смотрю вниз.
Это глупо. Неразумно. Просто я увлеклась своим боссом. Позднее время сыграло со мной злую шутку, заставляя думать, что ночь — время возможностей.
На самом же деле, ночь создана для ошибок.
Когда я поднимаю голову, то вижу, что Саймон все еще смотрит на меня. Бабочки порхают в моем животе, и я дико желаю всего, что не могу получить. Я отчаянно хочу, желаю очутиться в его объятиях. Чтобы его тело прижималось к моему. Чтобы его губы исследовали мои. Руки прикасались к моим рукам, волосам, лицу.
Я хочу сказать что-нибудь, но не знаю, с чего начать, что прошептать, даже не знаю, как назвать эти секунды, что, казалось бы, близки к чему-то новому между нами. Наши взгляды направлены друг на друга, между нами полыхает огонь, и наша тяга — будто магнит. Я задерживаю дыхание. Если ни один из нас не произнесет ни слова, это не будет глупым риском. Если мы просто останемся здесь, существуя в этом моменте, мы можем притвориться, что между нами ничего нет.
Но это было бы ложью.
Это не безответные чувства. Они взаимны, горячи и наэлектризованы. Мужчина не сидит в темноте и не смотрит на женщину вот так, если не хочет чего-то большего. Не желая быть вместе.
Звуковой сигнал нарушает тишину. Он звучит незнакомо.
Затем я вспоминаю. Этот звук издает мой iPad.
Шум возвращает меня в реальность. Я хватаю планшет, но он скользит в моих руках, когда я пытаюсь восстановить связь с миром вокруг нас.
— Орлиная сигнализация, — шепчу я, указывая на устройство, хотя мой пульс все еще бешено колотится. — Я настроила систему оповещений на случай, если в гнезде есть активность.
— Так поздно?
— Уж как получится. — Я провожу пальцем по экрану и проверяю гнездо, транслируемое инфракрасными камерами, любезно установленной «ИглКам». (Примеч. EagleCam — компания, ведущая трансляцию жизни орлов в заповеднике). Но мама-птица просто поудобнее устраивается на своем месте, закрывая собой младенцев, прежде чем повернуть голову назад и зарыться ею в перья.
Вместе мы смотрим на экран. Вокруг царит полнейшая тишина, пока миссис Орел погружается в сон, а ветер шелестит между ветками ее дома, высоко над землей.
А я остро ощущаю пространство между нами. Как наши плечи почти соприкасаются. Как легкий вдох наполняет мои ноздри его ароматом — это чистый, древесный запах, который меня возбуждает. Как наше общение могло бы вылиться в нечто большее в одно мгновение. Я могла бы повернуть голову, и наши губы слились бы в поцелуе.
Простая мысль о его губах посылает в мою грудь вспышку тепла, которая как ртуть распространяется по моим венам. Держу пари, его поцелуи превосходны. Бьюсь об заклад, что расплавилась бы с головы до ног, если бы когда-нибудь ощутила, как его язык скользит по моему, как его руки ласкают мои бедра и обнимают меня.
Кажется, будто это одна из тех ночей, когда мечты становятся реальностью.
Но, по мере того, как эта мысль обретает форму, внутри меня появляется еще один голос. Он говорит мне быть осторожной. Что я надолго здесь задержалась, и слишком медлю.
Я очень рискую, чего делать не должна. Мне очень сильно нужна эта работа, и нельзя пересекать черту.
— Я должна идти, — говорю я. — Спасибо за торт.
— Спасибо, что осталась.
— Это моя работа.
Он кивает несколько раз, будто понимает, что, да, это моя работа. Вот почему я здесь в его доме. Чтобы наблюдать за Хейден, а не мечтать о мужчине, который оплачивает мои счета.
К тому же, работа важна для меня. Если я ее потеряю, у меня не будет подушки, чтобы мягко приземлиться. У некоторых из моих друзей есть трастовые фонды, или они по-прежнему получают поддержку от родителей. У меня этого нет. С тех пор, как я окончила колледж, я обеспечиваю себя сама. Мои родители щедры, и если бы они могли помочь, то непременно бы это сделали, но они упорно работают — папа менеджером в банке, а мама продает недвижимость в Финиксе. Они сосредоточены на том, чтобы отправить моих трех младших братьев в колледж. Они заплатили за большую часть моего обучения, а для остального я взяла кредит. Конечно, я бы могла жить где-то, где не так дорого, но лучшие рабочие места для человека с моими языковыми навыками находятся именно в таких городах, как Нью-Йорк. С помощью некоторых творческих решений мне удалось заставить Нью-Йорк работать на меня. Мне нужно, чтобы он работал на меня, потому что этот город — то место, где я могу процветать.
А это значит, что пришло время прочистить голову и крепко связать свое сердце, чтобы держать
