– Тебя обожгло на пожаре?
Его губы сжались.
– Хотела спросить: «Где тебя так изуродовали?»
– Ты же сам ничего не рассказываешь, поэтому приходится выспрашивать.
– Не стоит любопытствовать. Все равно это не твое дело.
Мои руки сжались в кулаки, и спокойствие улетучилось, как туман. Всегда одно и то же. Как только я подбиралась ближе, он отталкивал меня с силой, мощнее порывов северного ветра. Никто другой не заставлял меня чувствовать себя такой живой и никто не мог рассердить меня так, как он.
– Конечно, это не мое дело, – горячо сказала я. – Кто ты, почему ты здесь. Почему тебя так заботит король и его трон. Я должна просто отправиться на смерть, не зная, почему ты меня послал.
Он так резко поднялся, что стул накренился и упал на пол.
– Думаешь, я хочу, чтобы ты умерла? – его грудь поднималась и опускалась очень быстро. – Что я с радостью пошлю тебя на смерть?
Я почувствовала покалывание на коже. Ни разу он не проявил таких эмоций. Но, как всегда, гнев его быстро утих. Я откинулась на спинку стула и положила ладони на стол.
– Да! И вот что я думаю. Ты назвал меня слабой, угрожал мне, унижал меня и заставил меня так разозлиться, что я потеряла контроль и чуть не навредила тебе. А в день моей смерти ты, вероятно, учредишь новый праздник. – Я вскинула руки вверх, тепло заливало мне лицо. – День смерти Огнекровной. Скатертью дорога, Руби!
Он подошел ко мне, дыша легким холодом.
– Ты так…
Я вздернула подбородок, встала из-за стола и подошла ближе.
– Безумна? Вспыльчива? Опасна? Я все это слышала раньше. Придумай что-нибудь новое.
– Плюс к этому, – сказал он, и голос его зазвенел, – ты еще и слепа. Некоторым приходится думать и о других. Ты же заботишься только о себе.
Глаза мне закрыло красной пеленой. Это заявление было настолько несправедливым. Никогда в жизни я не жила так, как хотела. В детстве мне не разрешали сердиться, чтобы я не потеряла контроль над теплом. Я поступила эгоистично лишь раз, опробовав свой дар, и была быстро и беспощадно наказана самым мучительным и страшным способом. Из-за меня пришли солдаты и убили единственного человека, которого я любила. Я потеряла свою мать и месяцы жизни из-за короля. Теперь я тренировалась с утра до ночи, чтобы выполнить задание, разработанное двумя Ледокровными, задание, которое, если увенчается успехом, принесет пользу королевству, но может стоить мне жизни. Все, что я делала, было вовсе не для моего блага.
Аркус и Брат Тисл не доверяли мне настолько, чтобы раскрыть свой план.
– Если бы это было правдой, – сказала я гудящим от гнева голосом, – я бы взяла лошадь и уехала. Я бы поехала к океану, пробралась на корабль и никогда больше не вернулась бы на эту проклятую землю. Может, я так и сделаю!
Я повернулась к двери, но он схватил меня за плечо.
– Не сделаешь. А знаешь, почему? Ты хочешь убить короля больше всех. Вот почему ты вернулась.
Я обернулась и посмотрела на него, моя рука зудела от желания снять с него капюшон, чтобы увидеть его полностью.
Он был совершенно неподвижен, словно статуя, вырезанная изо льда. Я открыла рот и закрыла его.
– Хочешь что-то сказать? – спросил он. – Скажи.
– Ты был там ночью, когда умерла моя мама? – спросила я напряженным голосом. – Ты был одним из солдат?
Подозрения давно роились в моей голове, но спросить об этом я осмелилась только сейчас, сильно расстроившись.
Его рука сжала мое плечо, лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего.
– Ты хочешь это услышать? Чтобы ненавидеть меня еще сильнее?
Он опустил руку и сделал шаг назад, снимая плащ, под которым была тонкая туника.
– Можешь убить меня прямо сейчас, если тебе так хочется, – сказал он мягким и глубоким голосом. – Если хочешь, чтобы я страдал. Может, тебя развеселит, если ты поймешь, что я чувствую боль. Может, тебе станет легче, если я исчезну.
Я тяжело дышала, сердце пульсировало кипящим жаром.
– Ты был там? – спросила я тихо.
Сжав челюсти, он помолчал и, наконец, ответил:
– Нет, но ты ведь веришь только в то, во что хочешь. Зачем ты вообще сюда пришла?
Гнев угасал. Я покачала головой.
– Попросить прощения и… потому, что я хочу знать, кто ты.
Аркус издал длинный вдох.
– Правда, Руби, в том, что неважно, кто я, если ты проиграешь. Если я завтра умру, мир останется прежним – таким, как сейчас.
Он подошел ближе.
– Все зависит от тебя. Если ты потерпишь неудачу, для этого королевства не останется даже надежды. Ты понимаешь, что я имею виду.
Его рука поднялась, и замерла в воздухе, в сантиметре от моей щеки, как будто он не мог заставить себя прикоснуться ко мне.
– Мир останется прежним, – повторила я с горечью его слова. – Ты говоришь, что не нуждаешься в жалости, и теперь я знаю почему. У тебя её уже и так полно для себя любимого.
Его рука упала. Он отступил.
Я шагнула вперед, сжав кулаки от внезапной ярости от того, что его так легко оттолкнуть.
– Мне не все равно, если ты умрешь, глупый ты козел. Я буду скучать по тебе. Как скучала, когда ты ушел на несколько дней, и я не знала, где ты и когда вернешься.
Голос сорвался, меня накрыло волной гнева, боли и тоски. Я не могла помочь себе. Но на каком-то уровне я чувствовала, что и он одинок, как и я, и, может, ему не обязательно быть одному. Может, и мне не обязательно.
Я стояла достаточно близко, и тепло моего тела смешивалось с его холодом. Он пах мылом, соснами и дымом, и чем-то заманчивым, чем мог пахнуть только он.
Спонтанно я подняла руку к краю его капюшона. Когда я медленно потянула его назад, его рука поднялась и схватила меня за запястье. Я замерла.
Его губы были слегка приоткрыты, дыхание было прохладным. Иногда я задумывалась, каково это – прижаться своими губами к его. Я спрашивала себя, будет ли больно или холодно, или наши губы просто сольются, как горячий и холодный воздух смешиваются в летнем бризе.
Я подняла указательный палец и прикоснулась к его губам. Он втянул воздух, но не отпрянул. Его губы были холодными, но не слишком. Я провела пальцем по верхней губе со шрамом и по гладкой нижней.
– Перестань, – прошептал он тяжело, почти болезненно. – Остановись.
На меня снова дохнуло холодом. Казалось, будто меня ударили, и по телу прошла боль.
Я опустила руку и обхватила себя, чтоб скрыть дрожь. В тени под капюшоном я пыталась найти хоть какой-то след эмоций, но он был холоден и неподвижен. Ледяная статуя была охвачена горячим ветром, но не оттаяла даже по краям.
– Грязная Огнекровная демонстрирует свои чувства, – съязвила я, пытаясь скрыть боль и горечь, судорожно сжавшуюся
