Те же самые песни заполняют и мой плейлист и стучат в барабанные перепонки. В Нью-Йорке более тысячи кофеен. Чтобы оставаться на плаву против таких тяжеловесов, как «Starbucks» и «Coffee Beanery», у нас, небольшого семейного бизнеса, должна быть своя ниша – что-то, что отличало бы нас. Здесь, «У Амелии», это наши пироги. Ручной работы, свежие каждый день, по рецептам моей мамы, переданным ей от бабушки и двоюродных бабушек в «старой стране». Что это за страна, мы точно не знаем. Моя мама называла нашу национальность «Хайнц 57» - всего понемногу. Но пироги - это то, что держит нас на плаву, хотя с каждым днем мы погружаемся все глубже и глубже. Когда «Vixen» поет о том, что находится на краю разбитого сердца, я смешиваю все ингредиенты в массивной миске - котле, на самом деле. Затем замешиваю липкое тесто, сжимая и сжимая. Это довольно хорошая тренировка для мышц предплечья - никаких вам цыплячьих ручонок.
Как только оно приобретает нужную консистенцию и ровный темно-золотистый цвет, я переворачиваю миску на бок и выкатываю гигантский шар на середину большого, покрытого мукой разделочного стола. Расплющиваю его в большой прямоугольник, сначала ладонями, затем скалкой, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы снова посыпать мукой. Как только он равномерно раскатан, нарезаю его на шесть идеальных кругов. Этого хватит на три пирога с двойной корочкой - и до открытия кафе я сделаю еще четыре захода.
По вторникам, четвергам и воскресеньям для начинки я смешиваю обычные яблоки, вишню, чернику и персик вместе с лимонным безе, шоколадом и банановым кремом. Я мою руки и направляюсь к холодильнику, откуда достаю шесть пирогов, которые сделала вчера, и ставлю их в духовку, чтобы разогреть до комнатной температуры. Эти будут поданы сегодня - пироги всегда лучше на второй день. Дополнительные двадцать четыре часа дают корке достаточно времени, чтобы впитать подслащенный коричневым сахаром сок.
Пока они разогреваются, перехожу к яблокам, очищая и нарезая их так же быстро, как японские повара в ресторане хибати. Я безумно ловко управляюсь с ножом, но фокус в том, что лезвия должны быть острыми как бритва. Нет ничего опаснее тупого лезвия. Если вы хотите потерять палец, это способ сделать это.
Я высыпаю горсть белого и коричневого сахара на яблоки, затем корицу и мускатный орех, и бросаю в содержимое большой миски, чтобы покрыть ломтики. Я не следую рецептам и не измеряю ингредиенты - я могла бы сделать это с закрытыми глазами. Раньше этот процесс был сродни медитации, бессознательная компоновка пирогов - покрывать фрукты под рыхлым слоем верхней корки, будто они устраиваются для сна, придавая краям форму совершенного гребешка, а затем делая красивый узор вилкой.
Но сейчас в этом нет ничего расслабляющего. С каждым движением у меня в голове звучит пронзительная тревога - как сирена полицейской машины - что эти пироги даже не будут проданы, а водонагреватель внизу, наконец, сдастся, и мы окажемся на улице. Мне кажется, я чувствую, как морщины расползаются по моему лицу, словно злобные микроскопические родинки. Знаю, что за деньги счастья не купишь, но возможность купить душевное спокойствие относительно недвижимости сейчас была бы очень кстати.
Когда густой маслянистый сок, как карамель, пузырится через надрез в форме цветка в центре пирогов, я вынимаю их и ставлю на стол. В этот момент моя сестра прыгает вниз по лестнице на кухню.
Все в Элли бодрое - ее длинный светлый хвост, энергичная личность... свисающие серебряные с жемчугом серьги.
- Это мои серьги? – спрашиваю я, как может спрашивать только сестра.
Она хватает чернику из миски на столе, подбрасывает ее в воздух и ловит ртом.
- Mi casa en su casa. Технически это наши серьги. (Прим. переводчика: «Mi casa en su casa» в переводе с испанского - «Мой дом – твой дом»).
- Они лежали в шкатулке в моей комнате! - Они единственные, от которых у меня не зеленеют мочки.
- Пффф. Ты их даже не носишь. Ты в них никуда не ходишь, Ливи.
Она не пытается быть засранкой - ей всего семнадцать, так что это неизбежно.
- А жемчуг любит, чтобы его носили, это факт. Если он лежит в темной коробке слишком долго, то теряет свой блеск.
Она всегда выбалтывает странные маленькие факты, которые никто, кроме Опасность! участниц конкурсов не знал. Элли «умная» - подготовительные занятия, Национальное почетное общество, ранний прием в Нью-Йоркский университет. Но книжный ум и здравый смысл - две разные вещи. Кроме того, что моя сестра умеет пользоваться стиральной машиной, она понятия не имеет, как устроен реальный мир.
Она засовывает руки в поношенное зимнее пальто и натягивает на голову вязаную шапочку.
- Мне надо идти - у меня первый урок по математике.
Элли выскакивает через заднюю дверь как раз в тот момент, когда в нее входит Марти, наш официант, посудомойщик, вышибала и превосходный ремонтник.
- Кто, черт возьми, забыл сказать, что зима закончилась? - он стряхивает с кудрявых черных волос дюйм белой слякоти, как собака после ванны. Она действительно обрушивается стеной белых крапинок. Марти вешает пальто на крючок, а я наполняю первый за день фильтр свежемолотым кофе.
- Лив, ты же знаешь, что я люблю тебя, как сестренку, о которой всегда мечтал...
- У тебя есть сестренка.
Вообще-то у него их трое... тройняшки ... Биббиди, Боббиди и Бу. Мама Марти все еще летала высоко, когда заполняла свидетельства о рождении, немного перепутав лекарства во время родов. А отец Марти, раввин из Квинса, был достаточно умен, чтобы не спорить с женщиной, у которой только что вырвали эквивалент трех арбузов.
- Ты меня не бесишь, как они. И потому что я люблю тебя, я чувствую себя вправе сказать, что ты не выглядишь так, будто только что вылезла из постели - ты выглядишь так, словно только что вылезла из мусорного бака.
То, что хочет услышать каждая девушка.
- Это было тяжелое утро. Я поздно проснулась.
- Тебе нужен отпуск. Или хотя бы выходной. Тебе следовало сходить выпить вчера вечером. Я поехал в новое заведение в Челси и встретил самого фантастического мужчину. Глаза Мэтта
