— Гермиона.
— Я люблю тебя, — вдруг резко заговорила она. — И как бы заманчива не была твоя защита, я от неё откажусь.
— Послушай, — рыкнул Гарри, но тут же был перебит.
— У каждого из нас есть свой долг. Мой долг быть рядом с тобой до самого конца. Я сама выбрала этот путь ещё на первом курсе, потому что была тебе нужна. И что бы ты ни говорил, я всё ещё тебе нужна.
— Гермиона, — Гарри вскочил. Он совершенно не понимал к чему она ведёт.
— Пока я была просто твоей подругой, ты никогда даже не думал, чтобы утаить от меня что-либо важное, а теперь я… — она сделала судорожный вдох, — девушка. Значит, я пришла к выводу, что должна вновь стать бесполым существом, твоим другом.
Гарри казалось, что из лёгких выкачали весь воздух, а стены сходились делая пространство вдвое, а то и втрое меньше. Дышать было совершенно нечем, и он захлебывался в собственном гневе. Ему снова захотелось ударить Гермиону. Наотмашь. Резко. Потом встряхнуть, а потом нагнуть и трахнуть, чтобы в её умной голове не возникали такие идиотские идеи.
— И как ты себе это представляешь? — процедил он сквозь зубы. — Просто расстаться, словно ничего не было? Вернутся к дружбе?
— Однажды ты сказал, что это возможно, — парировала она.
— Хрень собачья! — вскричал Гарри. — Я не хочу быть твоим другом, я хочу любить тебя. Послушай…
— Любовь затуманила нам разум. Мы должны были подумать о щитах давным давно. Тебя бы вообще не схватили летом, если бы не наше свидание. Мы должны мыслить трезво! — твёрдо сказала она и встала. — Я хочу, чтобы ты выжил. Я хочу, чтобы все они жили. Забудь, что я девушка. Теперь я снова твоя подруга. Выслушать, пойти на дело, помочь с заданиями пожалуйста, про всё остальное — забудь. До окончания войны точно, если к тому времени…
Гарри понял, что она хотела сказать про другую, но замолчала.
— Не ты ли мне говорила, что секс положительно влияет на ясность ума? — спросил он.
— Не тогда, когда встаёт во главу угла жизни. Гарри, сейчас ты обижен, я понимаю.
— Это не то слово. Я в бешенстве.
— Подумав, ты поймёшь, что я права и скажешь спасибо, — резюмировала Гермиона. Она обошла Гарри по кругу и вернула комнату в первозданный вид несколькими взмахами палочки.
Его накрывало. Он метался между желанием понять подругу и желанием вытряхнуть всю дурь из её головы. Неужели она не понимает, что он просто не сможет без неё. Он немного отодвинул её из первых рядов, а она ему вот так отплатила. Сама всё решила. Отлично.
«Плевать. Я не стану валяться в ногах. Пусть уходит», — подумал он, но вместо того чтобы слушать как она уходит, резко развернулся.
— Гермиона.
Гарри бросился за ней, и когда она открывала дверь, рукой закрыл её обратно. Она стояла лицом к ней и дрожала. Гарри наклонился к её шее втягивая любимый аромат — такой всегда чистый, свежий, до одури соблазнительный.
— Не делай этого с нами. Не разрушай всё. Я даже… — он шумно дышал, чувствуя, как в груди разрывается сердце. — Я никогда больше не буду без тебя ничего обсуждать.
— Это не поможет, — тихо сказала она и повернулась. Их взгляды встретились. — Я нужна тебе как друг. Я никуда не денусь, буду с тобой, но как друг.
— Ты мне нужна, — согласился Гарри, прижимаясь к ней всем телом. — Вся нужна! Чёрт, Гермиона, ты же знаешь, как я люблю тебя, — шептал Гарри приближаясь к губам, через которые часто и шумно вырывался горячий воздух.
— Так будет лучше для тебя, для нас. Мы останемся живы. Это важнее всего, — проговорила она ему в губы, почти касаясь, и тут же юркнула в проём открывшейся двери.
Гарри саданул кулаком по двери, захлопнув её. Простонал словно раненный зверь, с одной стороны понимая справедливость её слов, а с другой не желая отпускать от себя ни на шаг. Он прижался лбом к холодному дереву двери.
— Гермиона.
Глава 30
Гарри смотрел на крупный деревянный сундук, от которого исходили волны тёмной злобной энергии. Там словно сидели лютые звери, готовые в любую секунду вырваться и сожрать любого, кто стоял на их пути. Таким был Волдеморт, такой была его душа, такими были его крестражи. Они заставляли сундук вибрировать, словно ощущая некую связь с осколком души, что торчал в мозгу Гарри. Он слышал их мерзкие голоса и зловонье. Шрам словно протыкали сотни горячих игл, настолько адской казалась боль. Гарри хотелось схватиться за волосы и орать что есть сил, чтобы душа Реддла убиралась из его сознания. И он бы так и сделал, если бы это помогло.
Но он просто стоял, напрягая всё тело и сдерживая боль, покачиваясь на каблуках и гипнотизируя сундук, испещрённый рунами. Наверняка один из способов сдержать зло внутри.
— Очень похожи на те, что я собираюсь нанести на ларец душ, — заметила Гермиона, подняв Гарри из глубин его сознания.
Она внимательно осматривала сундук со всех сторон и даже что-то записывала в блокнот, который вечно таскала при себе. Гарри посмотрел, как солнечный свет из окна красиво освещает её волосы, благодаря чему кожа стала похожа на расплавленное золото. Гермиона казалась сошедшей с картинки. Живая, настоящая — его.
Как бы Гарри ни хотелось снова вернуться к отношениям подруга-друг, у него ничего не получалось. Сложно думать о человеке платонически, если от его близости возникает стеснение в штанах, и именно её образ выбирает сознание, когда рука в душе тянется к паху, чтобы сбросить напряжение.
Нет, всё было неплохо. Они не игнорировали друг друга и вполне мирно общались. Гарри и Гермиона, не сговариваясь, никому не стали сообщать о своём разрыве, старались не привлекать внимание — держались рядом, хотя уже и не за руки. Но Гермиона всё чаще стала пропадать в библиотеке, прекратив тесное общение даже с Дафной, а Гарри беспрестанно тренировал — ум, тело, сознание.
Спустя месяц это принесло свои плоды. Победа над Когтевраном в Квиддиче была даже слишком лёгкой, он, наконец, смог достойно ответить Снейпу в спарринге, а ещё он научился полностью закрывать сознание. Теперь по его лицу нельзя было прочитать ни одной эмоции, впрочем так же поступила и Гермиона — надела маску безразличия.
Гарри действительно хотелось, чтобы она пришла и призналась, что всё это ошибка, что она любит его. Любит, конечно, иначе и быть
