Дом Дэвида Олсона.
Кристофер тяжело сглотнул. Не иначе как это ловушка. Но возможно, и какое-то сообщение. Вдруг там сидит шептунья, готовясь на него напасть. Но все инстинкты кричали ему, что срочно нужно ехать к матери в «Тенистые сосны» и успеть до заката.
Он начал крутить педали. Мчась по улице в горку, переключился на первую скорость. Когда дорога пошла вниз, переключился на вторую, а потом и на третью. Набирал скорость. Приближался к шоссе. С каждым поворотом педалей ноги наращивали силу, а на улицу высыпало все больше и больше почтарей. Девочки-близняшки, пожилой мужчина-азиат, женщина арабской внешности, истощенная голодом.
У всех были защиты глаза и рты.
Они бродили во сне.
До поры до времени.
Воображаемый мир просыпается ночью. Тогда-то и начинается страшное.
Кристофер все крутил педали. Быстрее и быстрее. Сначала он не замечал, с какой скоростью едет. Думал только о том, что солнце садится и нужно добраться к матери в «Тенистые сосны», потому что он ей нужен. Но увидев, что улица проносится мимо одним смазанным пятном, он перестал понимать, что к чему. Холм не такой уж и крутой. Велосипед не такой уж и легкий. Но так быстро ездить ему не приходилось никогда в жизни. Он повернул на девятнадцатое шоссе. На реальной стороне там мчались автомобили.
А он, не отставая, ехал вровень с ними.
Тротуар мелькал с ошеломительной скоростью. От ледяного воздуха слезились глаза. В ногах прибывало силы. Впереди Кристофер увидел допотопный «Мустанг», в который набились подростки. Без труда его догнал. Поравнялся. И оставил подростков позади, вращая педали с такой силой, будто в жилах его текла и их кровь. Кристофер свернул с шоссе на дорогу, ведущую к «Тенистым соснам». Солнце катилось к горизонту, а на улице появлялись все новые человеки-почтари.
Как заградотряд.
У меня мало времени.
Кристофер спрятал велосипед неподалеку и побежал к «Тенистым соснам». Заглянул в окно, чтобы убедиться, что его не поджидает ловушка. И прокрался в пансионат, открыв дверь со…
Скр-р-р-рипом.
На цыпочках прошел по длинному коридору. В гостиную. В углу на пианино играла медсестра. Песню «Голубая луна». Несколько обитателей пансионата сражались в шашки и шахматы.
– Нашла, мистер Олсон, – произнес женский голос.
Кристофер знал этот голос. Он принадлежал его матери. Кристофер обернулся. Его мать поднималась из подвала, держа в руках небольшую коробку.
– Были ровно там, где вы сказали, – произнесла она.
Кристофер смотрел, как в гостиной его мать подходит к Эмброузу Олсону, сидящему в старом кресле-качалке. И вручает ему старую обувную коробку. Старик снял крышку и достал сверток, перевязанный старым белым шнурком.
Рождественские открытки.
Через комнату пронесся зябкий ветерок. Кристофер услышал, как некоторые старушки жалуются медсестрам на холод и закутываются в шали. Тем временем Эмброуз Олсон вытащил из конверта первую открытку. На лицевой стороне был изображен Санта-Клаус, покрикивающий на красноносого северного оленя Рудольфа:
В СМЫСЛЕ – ТЫ ЗАБЫЛ ОЧКИ?!
Комната замерла. Кристофер наблюдал, как Эмброуз разворачивает старую, пожелтевшую открытку. Ту же самую, что лежала в белом пластиковом пакете.
КОГДА НЕ ВИДИШЬ СВЕТА… ИДИ, КУДА ВЕДЕТ ТЕБЯ НОС!
А ниже нацарапано…
Прости, что иногда тебя пугаю.
Я не нарочно.
Веселого Рождества
С любовью,
Дэвид
P. S. Спасибо за бейсбольную перчатку. И отдельно – за книги.
Подсказки ему давал вовсе не славный человек.
КОГДА НЕ ВИДИШЬ СВЕТА… ИДИ, КУДА ВЕДЕТ ТЕБЯ НОС!
А Дэвид Олсон.
– Что такое? – спросил голос. – Ты что-то услышал?
Кристофер глянул в коридор – в комнату отдыха заходила шептунья. На плечах у нее, наподобие норкового палантина, болтался Дэвид Олсон. Он был ее домашним зверьком. Маленький демон без передних зубов. Вселяющий ужас.
Прости, что иногда тебя пугаю.
Я не нарочно.
– Какой красивый почерк, – заметила мать Кристофера.
Веселого Рождества
С любовью,
Дэвид
P. S. Спасибо за бейсбольную перчатку. И отдельно – за книги.
– Благодарю вас. – Эмброуз сложил открытку. – Дэвид любил читать.
У Кристофера зашлось сердце. Он переступил с ноги на ногу. Пол едва слышно скрипнул. Шептунья обернулась.
– Что это? Кто здесь? – прошептала она.
И уставилась в упор на Кристофера, замершего, как олень в свете автомобильных фар.
В СМЫСЛЕ – ТЫ ЗАБЫЛ ОЧКИ?!
Но он был для нее невидимкой.
Шептунья осмотрела помещение. Принюхалась. Что-то почуяла.
– Ты здесь? – прошептала она. – Ты здесь, Кристофер?
Потихоньку Кристофер начал пятиться из гостиной. Мелкими шажками. Не дыши. А то она услышит.
– Отзовись. Я тебя не трону, – шептала она.
Кристофер глянул в окно. Смеркалось. Человеки-почтари теперь толпились по обеим сторонам дороги. Шептунья переместилась к матери Кристофера.
– Тебе видно, Кристофер? – спокойно спросила она.
Кровь стучала у него в висках. Он знал, что это ловушка. И наживка в ней – его мать. Пригнувшись, он остался стоять в коридоре. Готовый броситься на нее, если та хоть пальцем тронет его мать. Шептунья шептала что-то матери на ухо. Мать рассеянно почесала ухо.
– Если не покажешься, твоя мать умрет, – прошипела шептунья.
Она сложила губы трубочкой и подула в затылок его матери. Та содрогнулась и невольно протянула руку к регулятору комнатного термостата. У Кристофера зашлось сердце.
– Готов? Тогда гляди, что будет дальше, Кристофер, – проговорила шептунья.
Тут в гостиную разъяренной змеей ворвалась миссис Коллинз.
– Ваш сын обжег моему руку, но вам все мало! – рявкнула она матери Кристофера.
– Извините, миссис Коллинз, не понимаю, о чем вы.
– Вы оставили мою мать без присмотра. И она снова куда-то пропала!
– Извините, миссис Коллинз. Мне нужно было помочь мистеру Олсону. Волонтеры ушли. У нас сегодня нехватка персонала, – устало ответила мать Кристофера.
– Получай вы по доллару за каждую свою отговорку, уже сами бы нанимали меня на работу.
– А вы почему за ней не смотрели, миссис Коллинз? – взвился Эмброуз. – Она же ваша родная мать, черт побери!
Кристофер чувствовал, как комнату затапливает гнев.
– Это только начало, Кристофер… – ухмыльнулась шептунья. – Все будет длиться… и длиться… и длиться… Ну-ка, смотри!
Неожиданно в холл на инвалидной коляске въехала мать миссис Коллинз.
– Мама, слава Богу! – воскликнула миссис Коллинз.
Старуха поднялась на свои искривленные ноги. И посмотрела в упор на Кристофера.
– О, вот же! Ты здесь. Ты меня видишь! – прокричала она.
– Кто тебя видит? – спросила шептунья.
– Мальчонка. Вон там стоит, – указала она. – Они все думают, что я несу бред. Но он-то знает. Он знает.
Шептунья наклонилась и прошептала ей в ухо:
– Вы все умрете.
– Мы все умрем, – повторила старуха.
– Все в порядке, мэм, – обратилась к ней мать Кристофера. – Успокойтесь.
– Смерть уж близко. Все мертво. Мы умрем на Рождество! – подсказала шептунья.
– Смерть уж близко. Все мертво. Мы умрем на Рождество! – прокричала старуха.
– Мама, возвращайся к себе! – рявкнула миссис Коллинз. – Миссис Риз, помогите мне!
Но старуха не умолкала. Все выла и выла. Насколько хватало дыхания.
– Смерть уж близко. Все мертво. Мы умрем на Рождество!
Шептунья отстала от нее и повернулась в сторону Кристофера. С ухмылкой.
– Странно, что ты не издал ни звука, – сказала она. – Но все это я показывала тебе не зря. Просто нужно было чем-то тебя отвлечь до заката.
Солнце скрылось за горизонтом. Дэвид Олсон наконец отцепился от ее шеи.
Кристофер почувствовал, как в воздухе холодает. Запах сахарной
