Кристофер огляделся – не подстерегает ли поблизости шептунья? Вокруг никого. Тихо отойдя от долбунца, он пустился прочь. Хлюпая ботинками по грязи, он бежал из Леса Миссии, пока не очутился на подъездной площадке у собственного дома.
В поисках новой подсказки Кристофер внимательно оглядел свою улицу. В сумерках она напоминала негативы старой фотографии отца. Несомненно, это его улица. Но лево теперь справа. А право – слева. А солнце, если всмотреться, превращалось в лампочку, оставляющую вспышки под веками.
Он смотрел на мир с обратной стороны одностороннего зеркала.
Видел Мэри Кэтрин, которая в панике металась по заднему двору.
– КРИСТОФЕР! – кричала она. – ГДЕ ТЫ?!
Мэри Кэтрин… наблюдает за оленями.
Мэри Кэтрин не знает… что олени наблюдают за ней.
Мэри Кэтрин кинулась мимо оленей в Лес Миссии. Кристофер снова посмотрел на улицу и заметил человека в девичьей скаутской форме. Он ходил во сне, вертясь вокруг своей оси, словно вода, утекающая через сток. Подергиваясь, он хныкал:
– Пожалуйста, положи этому конец! Я не буду ему помогать!
Кристофер не понимал, что делать и куда идти. Сумерки сгущались. Мэри Кэтрин скоро его найдет. Время на исходе. Он снова открыл рождественскую открытку.
КОГДА НЕ ВИДИШЬ СВЕТА… ИДИ, КУДА ВЕДЕТ ТЕБЯ НОС!
Он посмотрел вверх: по небу плыли облака. На миг ему вспомнилось видное собой, милое облачное лицо. В волосах Кристофер почувствовал ветер. Этот ветер нес едва уловимый запах горячих сэндвичей с сыром.
КОГДА НЕ ВИДИШЬ СВЕТА…ИДИ, КУДА ВЕДЕТ ТЕБЯ НОС!
Запах долетал из деревянного строения через дорогу.
В чердачном окне Кристофер заметил старуху. Прокрался по подъездной автомобильной дорожке. Как мышь. Он понятия не имел, что его ждет впереди: подсказка, ловушка, шептунья – но инстинктивно продолжал двигаться. Отворил дверь. На реальной стороне за столом обедала семья. В комнате стоял запах томатного супа и сырных сэндвичей, жарящихся на сковородке.
– Как думаешь, маме оставить? – спросила жена.
Эти слова затопили мозг Кристофера. Он пошатнулся. Здесь гораздо сильнее, чем на реальной стороне, его терзал зуд. Как сверло, завернутое в наждак.
Ему тут же стало ясно, что муж ненавидит тещу. Желает ей смерти, чтобы им с женой снова зажить нормальной жизнью. Человек он неплохой. Но иногда задается вопросом: а что, если тайком перестать кормить «эту, на чердаке». Конечно, не всерьез. Но иногда, за просмотром футбольного матча, все же прикидывает, долго ли теща будет умирать от голода, прежде чем у них начнется спокойная жизнь.
– Как думаешь, мама поест? – досадливо переспросила жена.
– Она наверняка проголодалась, – ответил муж. – Хочешь, я отнесу ей тарелку?
– Нет, это сделаю я, как и все в этом доме, – обиженно сказала жена.
Мое дело предложить. Какого рожна тебе еще от меня надо? – подумал муж в наступившей тишине.
Боже, ну почему он не предложит сделать это вместе? – подумала жена в наступившей тишине.
Жена ушла на кухню. Кристофер неслышно поднялся по лестнице на чердак. Старушка сидела в развернутом к окну плетеном кресле. Раскачиваясь туда-сюда, туда-сюда. Словно камертон на рояле. Она смотрела в окно на облака. И недовольно фыркала, пытаясь не рассыпать стопку каких-то карточек.
Это были рождественские открытки.
Кристофер вздрогнул, но не отступил. Новое послание от славного человека. Точно. Кристофер покосился на старуху. Верхняя открытка у нее в руках оказалась пожелтевшей от времени. Краски и чернила выцвели.
СЛИШКОМ ЧАСТО МЫ НЕДООЦЕНИВАЕМ СИЛУ ПРИКОСНОВЕНИЯ…
Кристофер тронул ее за плечо. А через мгновение он закрыл глаза и увидел инсульт, забравший у нее половину рассудка и большую часть слов. Увидел, что эта старуха некогда была молодой. Красивой. Кристофер взглянул на ее руки и увидел пальцы, скрюченные артритом. Узловатые, словно ветви дерева на поляне. Он взял ее за руки. Вроде бы к ней потекло тепло от его тела.
Кристофер разжал ладони. Старуха пошевелила пальцами, как бабочка шевелит крыльями, выбираясь из кокона. Она вдруг вспомнила, что когда-то играла на пианино и однажды один из гостей ее матери, красивый юноша, похвалил выбранную ею песню. «Голубая луна». Уже во время медового месяца, в том огромном отеле у Ниагарских водопадов, они отыскали пианино, и она снова сыграла ему эту песню. Старушка улыбнулась. Ее рука достаточно расслабилась, чтобы перевернуть рождественскую открытку текстом кверху.
ДРУЖЕСКОЕ ОБЪЯТИЕ, УЛЫБКА, ДОБРОЕ СЛОВО ИМЕЮТ СВОЙСТВО ПОЛНОСТЬЮ ИЗМЕНЯТЬ ЖИЗНЬ.
После этой фразы шла приписка, сделанная от руки.
Сейчас же навести мать.
Ей без тебя плохо.
Неожиданно на чердак пришла дочь старушки с сэндвичами и супом на подносе.
– Помнишь, как отец подарил тебе эту открытку? – улыбаясь, спросила старушка.
– Да, мама. Мы вчера это обсуждали. Забыла? – откликнулась дочь.
– Я сыграла для него на пианино. Твой отец был таким видным парнем. Мы вместе купались в реке Огайо, – вспомнила старушка.
Дочь аккуратно взяла рождественскую открытку у матери из рук.
– Слушай, мам, – радостно заметила она, – у тебя руки выглядят гораздо лучше. Да и речь намного яснее! Как себя чувствуешь?
– В комнате кто-то есть, – произнесла старушка.
– Ладно, мама. Давай успокоимся.
– Сейчас же навести мать! Ей без тебя плохо! – закричала старушка.
– Мам, пожалуйста, успокойся, – повторила ее дочь.
– Сейчас же навести мать! Ей без тебя плохо! Сейчас же! Сейчас же! – продолжала вопить та.
– Гэри! Помоги! – крикнула жена мужу, находящемуся внизу.
Если первая открытка приказала Кристоферу идти, куда ведет его нос, то вторую понять было еще проще. Она звала его к матери в «Тенистые сосны». Как раз когда в комнату вбежал муж, Кристофер попятился и скоро оказался на улице.
Он снова осмотрел улицу и почти вскрикнул, когда увидел их. Все пространство неожиданно заполонили люди. Стояли они неподвижно, как почтовые ящики. Толпились во дворах. Женщина в синем платье. Мужчина в желтой шляпе. Неправильная желтизна. Нездоровая желтизна.
У всех зашиты веки.
У одних застегнуты на молнию.
У других прихвачены нитью.
Как у детей в его кошмаре.
Человеки-почтари держались за веревку. Каждый. Веревка тянулась от одного к другому. Дальше и дальше. Вниз по улице. Насколько Кристоферу хватало обзора. Откуда они взялись? Что им тут надо?
Никогда не приходи сюда без меня. Никогда не приходи сюда по ночам.
Кристофер посмотрел на небо. Солнце садилось. Висело низко, как белый пластиковый пакет на ветке. До заката в лучшем случае минут сорок пять. Нужно идти к матери, но до «Тенистых сосен» бежать слишком далеко. Водить машину он не умеет. Нужен какой-то транспорт. Он еще раз осмотрелся, и взгляд его упал на…
Велосипед.
Трехскоростной. У таких раньше делали корзины на руле. Но этот был совсем старый. Ржавый. Стоял на подпорке у подъездной дорожки, один-одинешенек.
Возле углового дома.
Кристофер бросился по улице к велосипеду. Пробежал мимо пары почтарей, стоявших посреди проезжей части. Они спали, словно манекены, застыв в поцелуе, а с их уст стекала кровь. Они шептали:
– Пожалуйста, положи этому конец. Мы не будем ему помогать.
Кристофер уже схватил велосипед, но замер при виде маленькой таблички на руле.
д. олсон
Угловой дом – это…
Угловой дом
