Сумасшедших не бывает.
Прихрамывая, старуха направилась в сторону Кристофера. Она улыбалась, но как-то неправильно. Беззубым ртом. Словно младенческим. Кристофер силился встать, но голос пригвоздил его к полу.
Есть просто люди, которые за тобой следят.
По ее поручению.
Старуха ковыляла к нему.
– Криссстофер… – прошипела она. Запихнула зубные протезы в рот, но перепутала. Верхняя челюсть – внизу. Нижняя – вверху.
Она сильно гневается.
Кристофер силился кричать, но голос пропал. Остались только шепот, царапанье и приближение старухи. Ноги у нее подкосились, она упала на колени и дальше поползла на четвереньках. По-собачьи.
Ты забрал у нее славного человека.
Старуха направлялась к нему, оставляя на полу царапины. Кристофер увидел, как Дженни Херцог впилась ногтями Мэтту в лицо, стараясь выцарапать ему глаза. Брэйди Коллинз со своими дружками пинал в живот Тормоза Эда. Майк отшвырнул Брэйди; тот упал.
Она желает его вернуть.
От старческого слабоумия в глазах у нее не осталось ни тени рассудка.
Скажи нам, где он.
Кристофер не мог пошевелиться. Его приморозило к полу. Зуд его поглотил, лишив телесной оболочки. Он превратился во всех присутствующих там стариков разом. Он превратился в их боли. В их муки. В их опухоли. В недуги. В слабоумие. В помешательство. Старуха подползла к нему, пуская слюни, как беззубая собака.
– Скажи нам, где он! – оглушительно заверещала она.
Тощими, костлявыми пальцами она схватила его за руки. Кристофер посмотрел ей в глаза. И увидел лишь старуху, кричащую что-то невнятное. Но отнюдь не бессмысленное. Так кричит новорожденный. Который знает, что хочет сказать, даже если никто его не понимает.
– Смерть уж близко. Все мертво. Мы умрем на Рождество!
По своим рукам Кристофер направил зуд в кожу старухи. Он увидел, как она сидит у себя в комнате, смотрит в окно, видит облака. Из года в год. И тогда Он перенес ее назад во времени. В ту главу ее жизни, когда сознание еще не затуманилось. Это был последний день, когда у нее полностью сохранялись все способности. И теперь ей, судя по всему, стало легче. Как будто к распухшему суставу приложили грелку со льдом. Но тут речь шла о разуме. Туман рассеялся. Старуха посмотрела на Кристофера.
– Где я?
– Вы в доме престарелых.
– Меня зовут миссис Кайзер?
– Да, мэм.
– Мой внук Брэйди здесь?
– Да, мэм.
– Сколько лет я больна?
– Восемь лет.
– Прости, я тебя, наверно, пугаю, – сказала она.
– Меня вы не пугаете, – ответил он.
С этими словами Кристофер направил зуд в глубины ее сознания. Из носа у него хлынула кровь. Дети перестали драться, когда увидели, что старуха привалилась к Кристоферу. В гостиной стало тихо. Мать Кристофера бросилась к старухе.
– Миссис Кайзер! Отпустите моего сына!
– Конечно, конечно, – ответила та. – Прошу прощения, миссис Риз.
Старуха тут же отодвинулась. Весь персонал в изумлении уставился на нее. Восемь лет ее сознание разрушал Альцгеймер. И вдруг оно стало ясным и жизнерадостным.
Чудо.
Кристофер посмотрел на мать. Их глаза встретились. Лицо его было залито кровью. От носа до шеи.
– Мамочка, – сказал он. – Кажется, я умираю.
Глава 57
Заходя в отделение экстренной помощи, мать Кристофера так нервничала, что не видела ничего вокруг. Разве что ступеньку прямо под ногами. Только бы побыстрее к врачу. Управляя машиной, она не обращала внимания ни на красный свет, ни на сигналы «стоп». Видела оленей по обеим сторонам дороги, но скорость не сбрасывала. У сына из носа хлестала кровь. А кожа горела так, что от соприкосновения с ней на ладонях появлялись мелкие волдыри.
Да еще он разговаривал сам с собой.
Но не предложениями. А просто обрывочными фразами. Слова тянулись цепочкой, как муравьи к пикнику. Мать Кристофера молилась, чтобы это был просто бред от высокой температуры. Как-то раз в юности с ней тоже такое случилось. Дядя взял ее в поход, и она сунула руку под камень. Ее ужалила змея, и после этого она два дня не могла отличить реальное от воображаемого.
– Держись, солнце мое, – повторяла она.
Но сын продолжал бормотать. В бреду. Единственная фраза, имевшая смысл, гласила…
«Спать нельзя».
Мать Кристофера бросила машину на парковке больницы и побежала в отделение экстренной помощи, держа сына под мышкой, как тюк с бельем. Направилась к стойке. Сестра Тэмми ее внимательно выслушала, спросила страховку и предложила посидеть в зале ожидания.
– Хорошо. Ладно. А когда нами займется врач?
– Примерно через десять часов.
– Какие, к черту, десять часов?
Сестра Тэмми молча указала в направлении приемного покоя. Мать Кристофера резко обернулась. Вот тогда-то, наконец, она и увидела, что здесь творится.
В отделении экстренной помощи не нашлось ни одного свободного стула.
Она привыкла, что все залы ожидания – это приюты безнадежности. В те периоды, когда у нее не было страховки, она волей-неволей обращалась в отделения экстренной помощи. Туда приходили и обкурившиеся, стонущие парочки. И неимущие, которые с плачем и воплями требовали приема без очереди. Но теперь-то страховка у нее была. И жила она не в мегаполисе. Она жила в небольшом городке.
Но такого не видела нигде.
В зал набилось полно народу – как сельдей в бочке. Отцы семейств подпирали стены, чтобы их дети и жены могли присесть. Старики сидели на полу.
– Вы уж извините, миссис Риз, – заговорила сестра Тэмми. – Больше половины медперсонала сегодня на больничном. Меня вот посадили на регистрацию. Мы займемся вашим мальчиком при первой же возможности.
– Где ближайшая больница? – спросила она.
– Нынче везде одно и то же, мэм. Рождество – сезон гриппа. Прошу вас, присядьте.
Матери Кристофера хотелось на нее закричать, но перед ней сидела усталая женщина, у которой тоже был не очень-то здоровый вид. Что толку орать на одну из тех немногих медсестер, которые сегодня вышли на работу. Поэтому мать Кристофера кивнула, проглотив ярость.
– Спасибо, сестра, – сказала она.
– Не за что, мэм, – ответила сестра Тэмми, поднимая телефонную трубку.
– Пап, извини, мне не вырваться. У нас людей не хватает. Бутылочку «мерЛОТА» для завтрашнего застолья куплю.
Мать Кристофера прошлась по рядам. Надеялась, что хоть кто-нибудь уступит место больному ребенку. Никто не шевельнулся, и это ее просто убило. Люди были слишком заняты собой: одни расстегивали теплую одежду, чтобы немного охладиться. Другие чесались. А один мужчина прижимал к лицу бинт.
– Олень, паразит, выскочил прямо перед моим грузовиком, – объяснял он соседу.
Она прошла мимо жертвы поножовщины. Мимо домохозяйки, которая почему-то заснула у себя во дворе и проснулась с обморожением. Мимо двух парней, подравшихся в баре «из-за какой-то индианки», которая бахвалилась, что перепьет любого. И ведь перепила обоих. Вот был бы анекдот, подумала мать Кристофера, если бы они укокошили друг друга в драке за право переспать с той красоткой. И действительно: по какой-то
