Нок торопливо сложила ладони, поклонилась и ответила:
– Да, господин… Ой, да, Ог… простите, Ог.
– Все, простил. Смотри за ребенком и не смей ее бить. Ясно?
– Да, Ог, – торопливо ответил за Нок Еж.
Что сейчас произошло? Как хозяин угадал ее мысли? Случайность это или его магия? Или это его воля, которая проникает во всех, даже в лошадей и собак?
Возражать не имеет смысла, да и какие права у рабов? Потому, осторожно всматриваясь во мрак и постоянно оглядываясь, Нок и Еж спустились к реке. Берег оказался песчаным, мягким и удобным. Вода не текла – медленно ползла, довольная и безмятежная. Несколько ив, склонившись вниз, тянули ветви к реке, точно жалуясь на свою судьбу. Темнота расползалась из-под их ветвей и о чем-то тихо переговаривалась с ленивой водой.
Еж отошел немного в сторону, и один из псов тут же двинулся за ним. Травка и Нок остались в том месте, где хорошо виднелся костер.
Быстрыми движениями девушка скинула одежду, раздела Травку и, взяв ее на руки, вошла в воду. Охотник дал кусок мыла, которое пахло сосновыми и мятными маслами. Густая пена удивила и Травку, и Нок. У мамы Мабусы они пользовались серым вонючим мылом, от которого жутко щипало глаза. Потому обычно обходились просто водой. Только голову мыли специальными отварами из мыльнянки и лечебных трав. А тут – настоящее, господское мыло, нежное и мягкое, которое буквально тает в руках и так славно омывает кожу, точно шелковые ткани к ней прикасаются.
Приятный запах и впечатляющая пена на время отвлекли Нок от мыслей о химаях и людских костях. После она торопливо выстирала тунику и шаровары, натянула на себя рубашку. Прополоскала нехитрое одеяние Травки, а саму девочку завернула в безрукавку Ежа. Что теперь поделать, если запасной одежды у малышки нет, а ее собственная слишком воняла по́том.
Пока она стирала, к ним приплыл Еж – он отлично умел держаться на воде. Мотнув мокрой головой, он весело заметил:
– Ну вы и копуши. Я уже вниз сплавал и вот до вас добрался. Вы закончили полоскаться?
– А ты штаны свои постирал? – вопросом на вопрос ответила Нок.
– Зачем? Я завтра снова их натяну.
– Ну да, будешь таскать, пока коркой не покроются…
– Хозяин же носит свои, не стирает. Почему я должен? Пошли, а то появятся химаи и утащат ваши юбки и штаны!
Нок вздрогнула, разогнулась и всмотрелась в яркое пламя костра. Ог что-то готовил в котелке, помешивал ложкой и даже не смотрел на собственных рабов. Доверяет, значит, собакам. Думает, что не подведут. А собаки – молодцы, тут как тут. Стоят обе, выжидают. Готовы защитить хозяйскую собственность и сопроводить, как только дети двинутся обратно.
– Ладно, пошли. Что будет на ужин?
– Хозяин сам готовит. А я полагал, что он заставит тебя. Как думаешь, он захочет, чтобы ты этой же ночью отдала ему свою любовь? – без всякого смущения спросил наглый Еж и с интересом уставился на Нок.
Девушка вздрогнула. Ее пальцы, держащие выстиранные вещи, задрожали. Кожа загорелась, а внутри все заледенело.
– Не твое дело, – сухо отрезала она и, подхватив ковыряющую землю Травку, решительно зашагала к костру.
Только не это! Только не любовные обязанности! Только не здесь – не на голой земле, не у костра рядом с человеческими костями! Совсем не так надеялась она расстаться с девственностью и познать тайну любовных игр и утех.
У жаркого огня ее встретил хозяин. Глянул неожиданно весело, блеснул черными глазами, покачал головой и негромко сказал себе под нос:
– Вот глупые. Садитесь и ешьте. Тут овощная похлебка с салом, немного фруктов и пара лепешек. Лепешки у меня выходят не очень хорошие, но что есть. Я тоже пойду, искупаюсь. Не кричите и не смейте отходить от костра, а то точно съедят вас химаи. Они любят таких пустоголовых, как вы. И ребенка накормите обязательно.
Хозяин еще раз покачал головой, поднялся. Скинул с себя рубаху, прихватил небольшой холщовый мешок и ушел к реке.
#16. Нок
Похлебка пахла пряными травами, салом и костром. Оранжевые языки пламени согревали – Нок продрогла, пока купалась. Подпихнув Травку поближе к огню, чтобы она не замерзла, девушка принялась расчесывать волосы девочке. Та дергалась, кривила губы, но не произнесла ни слова. Удивленно смотрела на огонь, щурила глаза. Вот-вот сморит ее сон, и она уснет.
– Хотя бы Травка в эту ночь спала спокойно, – сказал Еж. Он громко сербал (хлебал), уминая похлебку, и уши у него смешно двигались. – А то раскричится, и химаи тут же появятся.
– Ты снова болтаешь? Гляди, доболтаешься, – сердито зыркнула на него Нок. Потом налила в глиняные миски себе и Травке похлебки, отломила кусок кривобокой, еще горячей лепешки.
– Слышишь? – вдруг сказал парнишка и перестал чавкать. – Птица кричит. По-моему, это маса. Посчитай, сколько раз она прокричала. Один, два…
– Замолчала уже. Не сосчитали, – поморщившись, ответила девушка и сунула в руки Травке миску с едой.
Та схватилась за ложку и принялась есть так быстро, как не ела никогда в своей жизни. Ничего себе, эта девочка, оказывается, умеет довольно хорошо работать ложкой…
– Вот, опять закричала, – встрепенулся Еж и принялся считать.
В темноте печальные короткие птичьи вскрики казались такими жалобными. Нок невольно прислушалась. Всмотрелась в ряды выступающих из темноты редких сосен и кизиловых деревьев.
– Шесть раз. Она шесть раз прокричала. Это не к добру. Если маса кричит ночью шесть раз, это точно не к добру. Так всегда говорила мама Мабуса, помнишь?
– А где тут вообще добро? Сидим Гусс его знает где, на страшной земле, рядом с химаями. Считаешь, что это добро? – фыркнула в ответ ему Нок. – Ничего себе добро. Добрее не бывает. Вот увидишь, ночь еще себя покажет. Или вот, она. – Девушка кивнула на Травку.
– А может, и нет. Может, это когда ворон шесть раз кричит, тогда точно не к добру. А маса – всего лишь ночной журавль, хорошая птица.
– Расскажи это себе. Сейчас придет хозяин и зарежет тебя на больших валунах. И оставит жертвой химаям, чтобы они нас пропустили. А меня – нет, потому что я – дорогая рабыня. За меня он дорого заплатил. А ты достался в довесок.
Еж нахмурился и сердито буркнул:
– Болтай-болтай, да следи за языком, женщина. Такими вещами не шутят.
– Я и не шучу. Зачем он тебя купил? Меня-то понятно зачем. А тебя?
– А зачем сейчас кормит? Зачем велел выкупаться? Пленных, которых хотят принести в жертву, всегда связывают. Так рассказывали моряки о тех, кого отдавали Гуссу во время шторма. Связывали руки и ноги и кидали в пропасть. А тут купают и кормят.
