И большая паровая машина, которую создал мистер Стивенсон, тоже была порталом, сконструированным благодаря познаниям Старейшин, но пока что некоей импровизацией.
– Когда-то нас было много, – меланхолически сказал Хосе. – Но большинство из нас ушли дальше, некоторые навечно, никто не знает, куда именно. Некоторые поддерживали с нами связь после своего ухода, но теперь и их уже редко можно увидеть.
– Как Эсперанцу, – вставила я.
– Как Эсперанцу, – подтвердил он и съел кусочек жаркого из телятины.
Я продолжала смотреть на него:
– А как вы выглядите на самом деле? Я имею в виду, в вашем подлинном облике?
Хосе мельком улыбнулся:
– Дитя моё, этот вопрос мучает тебя уже не первый год, верно?
– Да. И только не говори теперь, что эта информация не относится к делу. Может, у вас есть… щупальца или что-то в этом роде? А что у тебя скрыто за этой повязкой на глазу?
Он улыбнулся, набрал на вилку бобов, а потом стянул чёрную повязку вниз. Там была пустая впадина со шрамом. Я лихорадочно сглотнула. Он действительно когда-то лишился нормального глаза.
– Я и есть то, что ты видишь, – дружелюбно сообщил Хосе. – Человек. Правда, очень-очень старый, поскольку наши гены немного отличаются от ваших. Когда-то нам удалось замедлить процесс старения, хотя знание об этом мы в ходе времени утратили.
– В ходе какого времени? – спросил Себастьяно. – Как долго вы уже живёте здесь?
– Первые представители нашего народа являлись сюда сотни тысяч лет назад, но они снова ушли. Небольшая группа, к которой принадлежу я и Эсперанца, пришла через пару столетий после рождества Христова, и с тех пор мы живём среди вас, по крайней мере те, кто ещё остался. И нас уже мало, да. Мы когда-то родились и выросли в том мире, которого уже давно не существует, но он был схож со здешним.
Звёздный народ древней цивилизации, рассеявшийся, словно пыль по ветру, и теперь почти исчезнувший. В моём воображении сразу возникли некие сюрреалистические картины, как в кинофильме – пёстрой смеси из «Звёздных войн» и «Звёздного пути».
– Сколько вас ещё? – спросила я.
– Несколько дюжин. Но показываются лишь немногие.
– А для чего вы затеяли эту странную игру?
– По той же причине, по которой играют все люди – потому что без этого жизнь была бы скучна. – Ответ Хосе звучал слишком лаконично, но всё же я услышала в нём серьёзный подтекст.
– Эсперанца говорила, что вы играете на время. К чему это может привести? Не к тому ли, что в конце один из вас получит контроль над всеми эпохами? Как при игре в «Монополию»?
– Часть игры и впрямь функционирует так. Есть отщепенцы, которые играют рискованно – с высокими ставками, но и ради большого выигрыша. Если они добиваются успеха, они навсегда меняют поток времени и могут таким образом властвовать в целой эпохе. Для нас же, хранителей, главное – удержать поток времени в его первоначальной форме. Потому что всякое весомое изменение может привести к энтропии, то есть к полному разложению, и тем самым, возможно, к концу человечества.
– Почему же тогда некоторые из вас так одержимы идеей манипулировать потоком времени? – недоумевала я. – Что произойдёт с ними самими, если всё пойдёт насмарку? Разве сами они при этом не перестанут существовать?
– Они идут на такой риск.
Мне пришла в голову новая мысль.
– Хосе, а кому-нибудь уже удавалось изменить время так сильно, что он смог подчинить себе целую эпоху?
– Некоторым удавалось. Но в основном эти персоны готовили тем самым лишь собственную гибель. Их власть порождала в них манию величия, в итоге они теряли всё и становились позорным пятном истории.
– Кто? – спросила я, затаив дыхание. – Нерон? Иван Грозный? Генрих Восьмой? Гитлер? Каддафи?
– Генрих Восьмой не позорное пятно истории, – возразил Себастьяно. – Он был значительным государственником и властелином.
– Он был женат шесть раз и двух своих жён повелел обезглавить! – с негодованием вставила я.
– Были и среди Старейшин делающие добро, – заметил Хосе. – Некоторые из них вносили изменения, которые делали их творцами Золотого века. К сожалению, таких можно пересчитать на пальцах одной руки.
– О! – Я лопалась от любопытства. – Погоди, дай мне отгадать… – Я напрягла память, но с ходу не могла припомнить ни одной влиятельной исторической личности, явление которой обернулось бы благом для истории человечества. – Мать Тереза? – отважилась я на робкую попытку. – Махатма Ганди? Билл Гейтс?
Но я, кажется, не угадала, потому что Хосе отрицательно помотал головой с выражением снисходительности на лице:
– Чаще всего те, кто был источником основополагающих перемен, тянули за ниточки истории из-за кулис. Как в дурном, так и в хорошем.
Ага. Значит, не стоило и затевать веселую историческую викторину.
По крайней мере, мы теперь знали, кем был мистер Фицджон и какими мотивами он руководствовался – эту информацию мы вытянули из Хосе первым делом.
– Его цель – закончить игру и оставить всего один год, которым он хочет воспользоваться в своё удовольствие, – объяснил Хосе. – При этом речь идёт об одном очень старом споре.
Что за старый спор это был и прежде всего – с кем, Хосе признался лишь под нашим упорным натиском. Он сам несколько веков тому назад насильно воспрепятствовал Фицджону в его желании прибрать к рукам один итальянский город-государство. В конце даже был поединок на шпагах не на жизнь, а на смерть, в котором Хосе и лишился глаза. Фицджон тоже понёс очень серьёзную потерю – погибла его тогдашняя жена.
– То был трагический несчастный случай. Она бросилась между нами во время поединка и попала при этом под клинок собственного мужа. Этого он мне и не простил. Он исчез на долгое время, но перед этим поклялся мне, что однажды закончит игру и останется на поле последним владыкой.
Нам с Себастьяно потребовалось некоторое время, чтобы переварить это. На мой упрёк, почему он не рассказал нам всего этого перед заданием вместо того, чтобы подбрасывать редкие и скупые намёки, Хосе лишь коротко ответил, что тем самым он повысил наши шансы. Так что мы снова очутились перед лицом этого странного и непонятного мне принципа детерминизма, предопределения и накликанной беды, которыми Старейшины всегда объясняли свою молчаливость, хотя, на мой взгляд, она была не более чем одним из многих дурацких правил игры.
– Если Фицджону так хочется захватить здесь власть, он мог бы уже давно устранить принца-регента, – усомнился Себастьяно. – Почему он медлил с этим?
Хосе безрадостно улыбнулся:
– По той же причине, по которой он и вас не устранил до времени – ведь это была бы для него ненастоящая победа. Он хочет победить так, чтобы я присутствовал при этом и всё видел. Его победа должна стать моим поражением, на той сцене,
