Добравшись наконец до узкой полоски пляжа, Джайна невольно воскресила в памяти свою прогулку по песку вдоль Зловещего берега, перед стенами города, которого больше нет. Она вспомнила, как наблюдала за полетом синего дракона, искавшего удачное место для приземления, и как бежала ему навстречу.
При виде нее лицо дракона просияло от радости. Они обсуждали тех, кто пришел на помощь в войне против Орды. Джайна тогда делилась опасениями по поводу настроя некоторых командиров.
Она вспомнила свои слова: «Казалось бы, если уж кому и горевать, и ненавидеть Орду, так это мне. Однако ж вот я слышу, как жестоко, как оскорбительно некоторые из них отзываются об Орде, и сожалею об этом от всей души. Мой отец не просто хотел победить. Он ненавидел орков. Он хотел сокрушить, растоптать их, стереть их с лица Азерота. Того же хотят и некоторые из этих генералов…»
Андуин был прав. Измениться может любой. Вот и теперь Джайна стала одной из тех, кого прежде осуждала.
Именно в тот день Кейлек впервые нерешительно сказал о том, что хочет быть ей больше, чем просто другом, и пообещал помочь защитить ее дом.
«Я делаю это не ради Альянса и не ради Терамора, а ради его правительницы», – сказал он и поцеловал руку Джайны.
Они сблизились в тот момент, когда Кейлек боролся с влиянием артефакта, который пролил свет на историю создания драконьих Аспектов. Однако в последующие месяцы дистанция между Калесгосом и Джайной вновь стала очевидна, да и в Пандарию он прибыл лишь недавно. И вот теперь во взгляде синего дракона читались любовь и горечь. Джайне вдруг стало холодно, но вовсе не от морского бриза.
Целое мгновение она молча разглядывала покачивающиеся на воде корабли Альянса и верхушку башни, озаренную красивым фиолетовым сиянием. Эта верхушка парила на приличном расстоянии от нижней платформы, также висящей в воздухе. Ее украшал глаз, символ Кирин-Тора. Джайне казалось, будто башня похожа на маяк, который спасает попавшие в шторм суда.
Она усмехнулась собственной невеселой шутке.
– Сперва болота, теперь дождь. Может быть, однажды я все-таки найду нормальный пляж.
Кейлек не спешил с остроумным ответом, и внутри у Джайны все похолодело. Она сделала глубокий вдох, развернулась и взяла его руки в свои.
– Что случилось? – спросила она, страшась, что знает все и так.
Вместо ответа Калесгос обнял Джайну, крепко прижав к себе, и коснулся щекой ее белых волос. Она обняла дракона в ответ, вдохнула его запах, прислушалась к биению сердца. Однако очень скоро он отстранился и взглянул на Джайну.
– Эта война многого тебя лишила, – начал Кейлек. – И я не имею в виду нечто осязаемое, – он пригладил упавшую Джайне на глаза прядь волос, ту самую, золотистую, которой не коснулась седина, и пропустил ее сквозь пальцы. – Ты стала такой…
– Жестокой? Озлобленной? – подсказала Джайна, изо всех сил стараясь, чтобы эти эмоции не были слышны в ее голосе.
Калесгос грустно кивнул:
– Да. Кажется, как будто боль внутри и не думает утихать.
– Может быть, тебе напомнить, что со мной случилось? – резко спросила Джайна, даже не пытаясь смягчить тон. – Кое-какие из этих событий ты видел и сам!
– Но не все. Ты ведь не предложила отправиться в Пандарию вместе.
Джайна опустила глаза.
– Нет. Но это вовсе не значит, что я…
– Я знаю, – мягко прервал ее Кейлек. – Теперь я здесь, чему очень рад. И надеюсь, что смогу оставаться рядом с тобой, несмотря ни на что. Джайна, я хочу помочь, но тебе, кажется, доставляет удовольствие тьма, поселившаяся в сердце. Каждый день я наблюдаю за тобой в суде и вижу, что ненависти в тебе гораздо больше, чем любви. Возможно, Гаррош и виноват в этих переменах, но ты упиваешься страданиями исключительно по собственной воле.
Джайна, не отводя взгляда от Калесгоса, сделала шаг назад.
– По-твоему, мне это нравится? Думаешь, я радуюсь кошмарам по ночам и ярости, от которой вот-вот взорвусь? Разве ты не считаешь, что у меня есть право чувствовать удовлетворение… нет, не так, радоваться тому, что преступник, сотворивший ужасные вещи, получит то, чего заслуживает?
– Я не думаю, что тебе это нравится, и считаю, что ты имеешь право испытывать подобные чувства. Меня волнует лишь то, что по окончании суда они никуда не исчезнут.
На виске Джайны забилась жилка, и она коснулась этого места рукой.
– Почему ты так думаешь?
– Вспомни, в какое возбуждение ты пришла, когда Вариан победил Орду.
– Мне не верится, что ты…
– Пожалуйста, дослушай, – попросил Калесгос. – Представь, что бы ты ощутила, если бы Вариан совершил столь же ужасающие поступки, что и Гаррош. Например, решил бы, что в Альянс должны входить только люди, прогнал живущих в Штормграде дренеев в трущобы, приказал убить Тиранду, если бы та отказалась собрать войско из сатиров, которые сражались бы в его армии, использовал гномов и дворфов только в качестве рабочей силы. Вообрази, что случилось бы, если бы такой Вариан узнал об артефакте, который хранится в самом красивом и священном месте Азерота. А потом разрушил бы его. Он…
– Хватит! – попросила Джайна. Она дрожала, но не могла понять, какое чувство взяло над ней верх. – Ты высказался достаточно ясно.
Калесгос замолчал.
– Я ведь не стала разрушать Оргриммар, пусть и могла это сделать. С легкостью, – сказала Джайна.
– Знаю.
– Помнишь, ты сказал мне, что останешься и будешь сражаться за Терамор? – Калесгос прикусил губу и кивнул. – Я злилась на командиров, которые выражали свою ненависть к Орде. И ты спросил, считаю ли я, что эта ненависть помешает им выполнять свои обязанности в бою.
– Помню, – согласился Кейлек. – Ты сказала, что их чувства, как и твои, не имеют значения. Я же ответил, что это очень важно, но защита города еще важнее. Столь же важно было свергнуть Гарроша, и все мы, Орда и Альянс, работали вместе, чтобы победить его.
– То есть ты пытаешься сказать, что теперь, во время суда… разница… та разница между нами снова проявилась?
– Да, – прошептал Калесгос.
Глаза Джайны стали влажными от слез.
– Насколько сильно? – тихо спросила она.
– Не знаю. И не пойму до тех пор, пока суд не закончится и мы не заглянем внутрь себя. Джайна, если ты продолжишь цепляться за ненависть, она поглотит тебя. Я не смогу этого вынести. Джайна, я не хочу тебя терять!
«Тогда не оставляй меня!» – кричало ее сердце, но Джайна промолчала. Она прекрасно понимала, что Кейлек имел в виду. Речь не шла о простом расставании. Этот разговор вовсе не был пустяковой ссорой возлюбленных и касался скорее их сути, самоопределения. Смогут ли они остаться вместе, если в их сердцах не будет покоя?
Поэтому
