– При чём тут браны? Речь идёт о Баире…
– Наша Вселенная считается 3‐браной, так как имеет три развёрнутых измерения, эволюционирующих во времени. Но в Мультивселенной бесконечное количество других «мелких» вселенных наподобие нашей с разным набором измерений. Есть и 4‐браны, и 5, и 11‐браны, и тому подобное.
– Откуда это известно?
– Так утверждает М‐теория.
– А‐а… то есть никому ни хрена не известно, а все эти разговоры о других вселенных – досужие вымыслы теоретиков.
Карапетян засмеялся.
– Я смотрю, ты не любишь теоретиков.
– Я практик. К чему ты завёл разговор о М‐теории?
– Поскольку вселенных типа нашей в Мультиверсе бесконечно много, они могут сталкиваться друг с другом. Астрофизики недавно обнаружили след такого столкновения в нашей Вселенной, так называемый Большой Аттрактор.
– И что?
Егор Левонович посерьёзнел.
– Я думаю, что происшествие в Баире можно объяснить с позиций столкновения нашей Вселенной с какой-то другой.
Сергей Макарович разочарованно отмахнулся.
– Да ладно, ни в какие ворота не лезет твоя версия. Это какая-то сумасшедшая физика. Если бы вселенные, эти твои браны, столкнулись, от Земли не осталось бы и камешка!
– Столкновения бывают разные, особенно если браны имеют разное количество мерностей. Если столкнувшаяся с нашей каким-нибудь «углом» вселенная является 4‐браной или развёрнута в пяти и более измерениях, столкновение вполне могло произойти типа рикошета с прорывом каких-то её измерений в наш мир, а наших – в её. В результате кусочек нашего пространства мог быть захвачен континуумом соседки.
Сергей Макарович впал в ступор, молча глядя на приятеля.
Тот с извиняющейся улыбкой развёл руками.
– Теоретически такое возможно.
– И где теперь мои ребята? – сипло выговорил Савельев.
– Не знаю, – виновато ответил гость.
Глава 8
Утро вечера мудренее
Вечер наступил внезапно, будто светило нырнуло к горизонту, собираясь скрыться за бугром планеты. При этом оно ни капли не опустилось вниз, просто отдалилось на тысячи километров от попаданца и превратилось в слабое размытое пятно света размером с половину земной луны. Максим, взобравшись на попавшийся на пути холм, долго смотрел на эту «луну», ища подходящие случаи из своего жизненного опыта, потом смертельно захотел спать и отложил анализ местной природы на утро, если оно, конечно, существовало в этом мире.
Сначала пришла идея вернуться к «базе», каковой стал разбитый ракетный аппарат неизвестной принадлежности. Но возвращаться не хотелось, ни физических, ни моральных сил не осталось, погода стояла великолепная, хищных особей и кусачих насекомых по-прежнему не наблюдалось, и Максим решил заночевать там, куда ляжет взгляд.
Ему не впервой приходилось сооружать ночлег в условиях, далёких от комфортных. В сельве Бразилии группа майора использовала свисающие к земле густые ветви деревьев, обвязывая их лианами и приспосабливая получившийся шатёр в качестве шалаша.
На северных островах России, за Полярным кругом, не имевших поселений, ночлег сооружали из снежных блоков. Крыша такого убежища тоже делалась из блоков, опиравшихся на установленные с наклоном стены и вырезанных в форме клиньев.
В сибирской тайге группа укрывалась в двускатных шалашах, сложенных из срезанных тонкоствольных деревьев и накрытых кустарником и травой.
В болотах Украины временное укрытие делалось из связанных вместе ивовых кустов, которые также накрывались ветками кустарника, тростником и травой.
В пустынных местах, в Ираке и Ливии, приходилось пользоваться специальными плащ-накидками, маскируясь под песчаные холмы.
В горах в дело шли каменные карнизы с козырьками, обломочный материал, а если повезёт – группа пряталась в нишах или в пещерах.
Но в этом лесу можно было не опасаться нападения хищных животных, змей и насекомых, поэтому Максим нашёл болотце, окружённое многоходульными «манграми», нарубил с помощью мачете «тростника», уложил ветки слоем под одним из многоножек со стволом, изогнутым чуть ли не параллельно земле, забросал ветки листьями и получил достаточно мягкую и удобную, даже ещё и вкусно пахнущую постель.
Единственный неприятный момент он пережил, когда рубил кустарник: показалось, что лес вокруг насторожился, перестал изучать дружелюбие и посмотрел на него неодобрительно, «сдвинув брови». Длилось это ощущение недолго, но Максим перестал расчищать заросли, устраивая себе уголок отдыха, и взгляд леса растаял.
Надо будет проверить, подумал Максим, растягиваясь на ложе из листьев, лес в самом деле реагирует на моё поведение или это просто сказывается усталость. И если он так тревожится из-за рубки травы и кустов, то что произойдёт, если свалить крупное дерево?
Вторая мысль тоже несла практический смысл: сколько здесь длится ночь? Может быть, солнце теперь вернётся только через полгода?
С этим он и уснул, чувствуя гудение всех мышц тела. По его расчётам, с момента падения на лес прошло не меньше четырнадцати часов.
Разбудило Реброва мокрое прикосновение к щеке.
Максим давно научился просыпаться незаметно для окружающих, оставаясь совершенно неподвижным. Вот и сейчас он даже не пошевелился и не открыл глаза, прислушиваясь к тишине вокруг.
Влажное прикосновение повторилось, теперь уже к уху, лёгкое, осторожное, будто кожу лизнул язычок мышки.
Максим приоткрыл глаз, оставаясь лежать в той же позе, увидел рядом с собой яркое пятно и невольно отодвинул голову.
Бабочка (а это была бабочка с огромными, в две ладони, крыльями), сидевшая рядом на изголовье импровизированной постели, убрала хоботок и взлетела, исчезая за частоколом «ног мангра».
– Спасибо, что разбудила, – пробормотал Максим ей вслед, удивляясь своему спокойствию. Будь он на Земле, реакция была бы другой, да и условия были бы другими. Уснуть в земном лесу в таком же положении не удалось бы, а если бы и удалось, проснуться он мог от укуса либо змеи, либо ядовитого паука.
Сел под стволом дерева, гладкая кора которого имела цвет асфальта. Заметил, что вокруг стало светлее. Глянул на часы: проспал восемь часов как младенец! М‐да… и уже светает? Значит, ночи здесь не длинные, как в Заполярье?
Передёрнул плечами, выбрался из-под дерева, размялся, чувствуя, как по жилам бодрее побежала кровь. Подкрепился остатками галет, запив водой из фляги, попытался интуитивно оценить состояние леса. Снова показалось, что лес посмотрел на него,
