– Да нет, говорю же, я не настолько оголтелая. Там няня. Просто она одна на весь коливинг. А так оно мне спокойнее – если что, я её сразу наберу. – Снова поглядев на Тульина, Вика глубоко вздохнула и спустила ноги с приборной панели. – Слушайте. Если вам не нравится – я перестану, вы только скажите. Ваша одна звёздочка мне ни вот сюда не упала, так что слово клиента закон и всё такое. Я просто… ну, виновата разве, что нас нанимают чисто для виду? Такси нельзя водить живым людям, а то вы не знаете? Это закон! Но при этом большинство пассажиров до сих пор стремаются ездить без второй рожи в салоне, вот придурки же, а? Это как в лифт без лифтёра бояться зайти – вы знаете, что раньше у лифтов были лифтёры? Ну ладно, это я так. Короче, я не виновата, что такая статистика. Лично вы наверняка не тупой, но средний обыватель до сих пор боится ездить в полностью автоматических машинах. А ведь машины раньше называли «авто», слыхали? Ну и где оно, авто… – Она подпёрла щёку кулаком, бесстыже упершись локтем в руль. – Кстати, смешной эксперимент недавно ставили в Бельгии – пытались определить, чего люди стремаются больше: когда в автоматической машине есть руль или когда нету. Он так-то ведь не нужен, это чисто символическая штука. Но – вы видели, наверное, – в старых авто-авто руль есть, и он крутится. И благочинным матронам, и патриархам семейств, значит, ну то есть людям постарше, это неприятно, они говорят, что как будто призрак машину ведёт. Ладно, сажают их в модель вообще без руля – так тем более паника! Говорят, мол, когда руля нет – они ощущают полное отсутствие контроля. – Вика снова фыркнула. – Как будто с рулём он у них есть! Чистая же иллюзия! В общем, как всегда у людей. Не безопасность, а театр безопасности – показуха, которая нужна, просто чтоб спокойнее было. Не контроль, а театр контроля. Ну а я в нём, получается, главная актриса. – Она снова подтянула к себе коленку и принялась за фенечку. – Но вы поймите, эта работа – хуже музейной тётушки. Хуже тётушки у эскалатора в метро! Они тоже бесполезны – я вообще читала мнение, что эта работа – род государственной социальной благотворительности, способ платить людям за ничегонеделанье, чтоб они только не спились и не взялись за ножи… Так, но я опять от темы ушла… короче, у тётеньки в метро есть хотя бы сигнальная кнопка. А у меня даже кнопки нету. Я совсем мебель, ну то есть совсем, как перчатка такая, которую натянули на вполне самостоятельную машину только потому, что большинству людей трогать металл напрямую – холодно. Но блин, я ж не настолько себя ненавижу, чтобы чисто перчаткой работать. Когда нынешние бабушки вымрут, перчатки больше не понадобятся и такси совсем без водителей станут. И что тогда? Нет уж, – она тапнула смарт, выводя его из гибернации, – я своё время так бездарно тратить не хочу. «Дань-синь», как… как… короче, синь. «Обеспокоенный». Я стараюсь совмещать. Иначе через десять лет вымру, как динозавр.
Младенец на третьем смарте мирно посапывал. Чётки, фотографии и вымышленный зверёк качались в ритме движения.
– Нет, – тихо сказал Тульин, – вы – не вымрете. Точно не вы.
Вика покосилась на него с удовольствием. Что бы он в свои слова ни вкладывал – а он сам не был уверен, что туда закатилось, – она расценила это как уважение.
– Хочешь жить – умей вертеться, – сентенциозно ответила она. – Жаль, до меня это только после четырёх лет юрфака дошло. Это ж надо так бездарно потратить время, а? Всё мама. Навешала мне на уши, что мир может меняться как угодно, а люди всё равно всегда будут цапаться и ругаться, а значит, им всё равно всегда будет нужен кто-то, кто будет эти конфликты разруливать. И вот где я теперь?
– А что, всё так плохо у юристов?
– Нет, ну профессия-то существует. Примерно как профессия водителя. А когда у вас в последний раз кто-нибудь обращался к живому адвокату? То-то. Это со стороны неочевидно, но юрист, как и кто угодно другой, живёт текучкой. 80 % дел – это мелкая бытовуха, на которую всем плевать, она даже коррупции не стоит. Штрафы, кражи, побои – мелочи, ну то есть не мелочи, но абсолютно типовые истории. Ну их боты и разруливают. Боты! – она стукнула по рулю. – И есть, конечно, живые адвокаты где-то там на верхах, но где я и где элитные дела? А для нас, обычных, осталась только профессия «скриптера юрбота» – а там вообще мозгов не надо, научиться можно за полтора месяца, это как работа секретаря, просто переводишь информацию от клиента в более удобные для бота термины. Половина клиентов причём давно уже работают с ботами напрямую, ну а кто ещё нет – тот всё равно скоро будет напрямую, распознавание речи уже подтянулось, работа сетей с тезаурусом не за горами, короче, жопа и бесперспективняк. Но вы как будто сами этого всего не знаете!
– Да я не знал и того, что у водителей нет… кнопки. Как у тётеньки в метро. Я думал, вы тут всё-таки не для красоты, а на случай форс- мажора…
– Серьёзно? Да вы чего? Форс-мажор – это последняя ситуация, когда вы хотите передать мне управление машиной! Серьёзно, вы же рядом со мной сидите. А человек – это то есть я – при форс-мажоре инстинктивно защищает себя. Если б я могла перехватить руль, я бы в любой непонятной ситуации рулила влево, подставляя под удар вас – ну, если удар лобовой, конечно. Хотите? То-то. – Фенечка у неё получалась всё более яростной. – Да и вообще, люди ведь эмоциональные идиоты. Ну ладно, я вильну и врежусь вами в столб, если ребёнок на дорогу выбежит, допустим. Но я ж и на собаку врежусь. Не потому что это моя глобальная этическая позиция по жизни, я не зоозащитник, а потому что сиюминутные решения не так принимают, не по глобальным позициям. Нет никакой проблемы вагонетки, когда реальная вагонетка едет, а есть только древние бабуиновые рефлексы. Я в интернете сама могу написать, что бездомных собак, увы, надо отстреливать, потому что они вредители, но выбежит такая на проезжую часть – и меня либо эмпатией шмальнёт, что типа живая ж душа, либо вообще я просто рефлекторно на движение среагирую, и, короче, привет вам. – Она подняла глаза на Тульина и снова тепло
