Оставшиеся восемь девушек перегруппировались и начали наступать полукругом, медленно расходясь в стороны, — пытались окружить. Очевидность их маневра всколыхнула Силу во мне: Линн ранена и беззащитна сейчас. А я же обещал, что она не пострадает! Внезапно вспомнилось то пробуждение на Величии: тепло, покой… и ее имя.
Я бросил меч на песок. Следом полетела перчатка. Потянулся внутрь себя — так глубоко, как только мог достать. А потом еще дальше, превозмогая боль, ломая все преграды. И лишь достав до самого дна, будто бы оттолкнулся, выплескивая Силу, необузданную энергию наружу. Молния, что сорвалась с моих пальцев, прошлась по охранницам светящимся серпом, выкручивая конечности, заставляя выгнуться дугой, вплавляя в податливые тела раскаленный металл доспехов. Секунда, и всё было кончено. Вместо грозных воительниц, что мгновение назад слаженно наступали на противника, взметнувшийся песок арены оседал на покалеченные тела молодых девушек, ставших сначала жертвами экспериментов безумного садиста, а потом игрушками в руках не менее безумной наемницы — то, что я увидел в умирающем разуме, всё еще стояло у меня перед глазами. Им нельзя было помочь — девушки Силой не владели, их психика была повреждена бесповоротно. Они бы погибли так или иначе, разрушая всё вокруг и друг друга. Но меня это не оправдывало. От тяжести осознания того, что я только что сделал, у меня подкосились ноги. Усилием воли я заставил себя стоять прямо.
Мертвую тишину в пещере пронзил сначала тихий, но постепенно набиравший силу крик даже не боли — агонии. Некоторые девушки были еще живы. А я, тот, кто сотворил это ужасное с ними, стоял столбом, не в силах сделать шаг, чтобы завершить их мучения. Так и стоял, глотая слезы под маской, а к первому крику присоединялись еще и еще. Одна из девушек высоко, по-детски жалобно всё повторяла и повторяла одно и то же слово, судорожно сжимая в кулаке уже бурый от крови песок арены. Лишь спустя пару секунд я разобрал, что она говорила: «Мама».
Я застонал. А скорее взвыл. Вокодер маски превратил мой крик в нечто среднее между звериным воем и стоном раздираемого на части металла. И когда мне уже казалось, что еще мгновение, и чувство вины разорвет меня на части, я почувствовал внезапное облегчение. Чья-то рука легла на плечо, и я услышал у себя за спиной сдавленный стон. Потом еще и еще. Пальцы судорожно вцепились в ткань формы. Запоздало до меня дошло, что происходит: Линн забирала мою боль Силой. Устыдившись собственной слабости, я сделал шаг в сторону, разрывая контакт. Боясь потерять те крохи самообладания, что она мне подарила, забрав и пропустив через себя мои эмоции, — будто ей собственной боли было мало, — я шагнул вперед и поднял меч, собираясь с силами, чтобы завершить начатое…
— Дерек! — это Ульрик. Наемник подошел ко мне справа. — Я закончу.
И, не дожидаясь моего ответа, прошел вперед. Когда он появился в поле зрения, я увидел, что он несет тело Рандгрид на руках. Осторожно опустив ее на середину арены, Ульрик по очереди подошел к каждой охраннице. Тем, что были еще живы, подарил вечный покой от их же оружия. Убедился в смерти павших, а потом перенес тела, укладывая их рядом с предводительницей. Старкады сохраняли тяжелое молчание. Ни один из них не смотрел на арену. Будто бы мгновенно протрезвев, мужчины не издавали ни звука, хмуро уставившись в пол. Всё это время я стоял, не в силах пошевелиться, ощущая за спиной присутствие Линн. Чувствовал, как она слабела с каждой секундой. Нужно что-то делать…
Но тут Ульрик опустив на арену последнюю девушку, распрямился и громогласно произнес:
— Владычица битв пала, старкады!
И, помолчав, добавил:
— Да здравствует Владычица битв!
Зал взревел, вторя ему, а Ульрик повернулся к нам и преклонил колено. Секунду я смотрел на него, а когда понял, что в зале снова воцарилась звенящая тишина, снял шлем и, уронив его на пол, повернулся к Линн, также опускаясь на колено. Она стояла передо мной, гордо вскинув голову, полуобнаженная, с ног до головы покрытая кровью, своей и чужой, — настоящая Владычица битв. Я резко вдохнул. Я не мог принести ей клятву, как главе организации — единственный командир, которого я когда-либо признаю, Бен Соло, — уже принял мою клятву много лет назад. Однако оставалось кое-что, чем я еще мог распоряжаться. То, от чего моя бывшая жена отказалась много лет назад. Я услышал собственные слова, будто бы со стороны.
— Линн Тан, нареченная Мист, Владычицей битв. Я, Дерек Рен, клянусь быть тебе верным защитником и другом до тех пор, пока ты будешь нуждаться о мне. Я клянусь отдать жизнь за тебя, если потребуется.
Я замолчал, позволяя словам своей клятвы заполнить пещеру, смешаться с воздухом, впитаться в кровь на песке. Когда я наконец поднял на нее глаза, Линн протянула мне руку.
— Я принимаю твою клятву, рыцарь, — я принял ее руку и поднялся, снова надевая шлем. Она одобрительно кивнула. — Сопровождай меня.
И, повернувшись ко всё еще сохранявшим молчание старкадам спиной, проследовала к трону. Стоило ей опуститься на сиденье, зал снова взорвался ликующим криком. Ульрик также поднялся и подошел, остановившись там, где стоял в самом начале боя. Командир наемников вскинул руку, и старкады моментально замолчали.
— Принесите клятву Владычице.
Повинуясь его приказу, бойцы один за другим начали выходить на арену и преклонять колено перед троном, повторяя клятву, в слова которой я не вникал. Не до того было. Я чувствовал, что Линн держится из последних сил, — еще немного и, несмотря на всю свою стойкость, она просто потеряет сознание от боли. Я положил ей руку на плечо — она даже не вздрогнула, изо всех сил цепляясь за ускользающее сознание. Я погрузился в Силу и потянулся к ее ранам, залечивая, сращивая, помогая восстановиться, как несколькими часами ранее — Рите. Пока старкады говорили, оставаясь на арене после принесения клятвы, я щедро делился с Линн энергией, даже не задумываясь, откуда у меня ее столько, но в то же время во мне зрела мрачная решимость и уверенность в следующем шаге: подобное никогда больше не должно повториться. Стоило последнему из старкадов закончить, как я выступил вперед, протягивая руку. Сорок девять человек преклонили колени перед троном. Меня выворачивало наизнанку от боли, я захлебывался собственной кровью, что натекла из носа и отвратительно перекатывалась на сегментах, что удерживали шлем на подбородке, но я не остановился, пока не коснулся сознания каждого из них.
— Вы больше не старкады. Вы наемники. Ваш капитан —
