Ломать.
Понравилась она мужику. Своими огромными глазами, волосами цвета зрелой пшеницы, что манили, и хотелось дотронуться до них пальцами. А нельзя. До такой красоты. И Потапов чувствовал себя грязным! Он вот этими руками, сука, столько раз бил по мордам разным преступникам, гнидам, что портили жизнь окружающим.
Они запачканы кровью. Он запачкан кровью. И тут девочка с золотыми волосами.
Он хорошо помнил, как её к нему доставили. Зашла, всю трясет. В огромных глазищах застыли озера слез. Потапов не был романтиком даже в юношеские годы, а тут его прибило, приложило к земле так, что не разогнуться. Он даже не понял, что с ним. Адреналин резко скакнул в крови, да сердцебиение участилось.
Казалось, с её приходом в душном кабинете повеяло свежестью.
Катерина Тарасова плакала, рассказывала, как сбила человека, и совершенно на него не смотрела.
Нет, она, дрянь маленькая, смотрела, но, как на опера. Как на мебель. Как на нечто отстраненное. А Егору Потапову хотелось, чтобы она видела в нем мужика.
Мужчину, что способен защитить ее, уберечь.
Мать вашу, он тот, кто способен превратить её жизнь в ад ещё до суда! Или, наоборот…
Потапов сходил с ума. Уже неделю. Коршуном сидел над её делом, перечитывая раз за разом показания её и ДПС-ников, что прибыли на место аварии. Он уже продумывал ходы, как ей помочь. Он может…
Катя же начала дурить. По-черному шарахалась от него, как дура. Стоило ему только подойти к нему, напрягалась, вытягивалась, как струна. Нет, чтобы ласково улыбнуться. Да он за её улыбку порвет кого угодно.
А она, дрянь мелкая… целкой оказалась.
У него глаза на лоб полезли, когда прочел заключение врача. На хер, быть такого не может! Сколько ей лет? Двадцать! И цепочка?
В душе капитана Потапова что-то перевернулось. Пришёл домой, накричал на жену, помылся, лег спать, а сна нет. Перед глазами Катя в белом кружевном белье на черном шелковом покрывале. Лежит, маленькая, его ждет. Ножки чуть раскинуты в стороны, белое кружево ничего и не скрывает. Расщелина сладкая, к которой ни один мужик не прикасался, поросль таких же золотистых волос, по-любому мягких на ощупь. Егор ни одной бабе не делал куни, никогда не целовал там даже жену, к которой, как он считал, относился хорошо и по-своему любил. А Катю вылизал бы.
Как зверь. Лизал бы долго, остервенело, а она бы кончала ему в губы раз за разом.
И лишь потом бы он её взял.
А потом снова лизал бы…
Потапова трясло от вожделения, от страсти. Набросился на жену, повернул её к себе спиной, чтобы лица не видеть, вжал голову в подушку и вошел в неподготовленную. Утром она пыталась возмутиться, он рявкнул на неё.
Разревелась, ушла с кухни. Он, психанув, даже не стал завтракать. Ушёл из дома, громко хлопнув дверью.
К ней… Скорее…
Правда, через пару часов остыл, перевел жене на карту деньги. Пусть побалует себя.
Он поставил наблюдение в камере Кати. Сначала смотрел, как она плачет, обхватывает себя руками и раскачивается из стороны в сторону. Маленькая… какая же она маленькая… Так и хотелось сжать её в объятиях до хруста костей. Это его заслуга, что к ней никого не подселяли.
Когда же впервые увидел, как она снимает трусики, озверел. Перестал дышать. Не помнил даже, как встал, закрыл кабинет и снова к монитору. Перемотал, благо на записи стояло, ремень на брюках расстегнул, член, налитый кровью, вынул. Егор думал, сейчас яйца лопнут. Дрочил, как последний придурок, пока не кончил себе на руку и на пол. Потом долго матерился. У него такого стояка и оргазма не было черте знает сколько времени. А от чего? Только увидел, как Катерина снимает трусики. Млять, да там даже ни куньку, ни задницу видно не было. Стирает она их, млять!
У капитана Егора Потапова рвало крышу.
И тут как гром среди ясного неба — доставят Генерала. На хера, спрашивается?
Потапов от ярости едва стену в туалете не разбил. Сидит же вместо него двойник, чего ещё надо?!
Хуже было только то. что Егор знал Коваля не первый год. Тот захаживал к ним в отделение иногда, у него дела с Шараповым были. Какие — история умалчивает, да и в случае этих двоих как нельзя лучше подходит присказка «меньше знаешь — крепче спишь».
О привычке Коваля трахаться, когда тому хреново, не знал только ленивый. В прошлый раз лучших шалав столицы привозили. Сегодня — тишина. Холодный пот подобрался к капитану незаметно. Значит, для него другую припасли.
Кого — не сложно догадаться.
Его Катю!
Его!
Потапа бы не колотило так, если бы Катя не была девочкой. Ну, были у неё мужики. у кого их сейчас к двадцати годам нет? Но когда девочка достается ему чистенькой, свеженькой и уплывает к захапущие руки Коваля — тут другое. Генерал же от неё ничего не оставит! Во все дырки поимеет! Он же будет её трахать несколько часов подряд! Всю раздолбит. Опытные шлюхи и те от него выходили помятыми. потрепанными и едва держались на ногах.
А Катя?..
Поэтому Потапов пил. Не мог не пить.
И от Генерала её он тоже уберечь не мог.
От кого угодно укрыл бы, морду лично набил. пистолет ко лбу приставил.
Только не от Руслана Коваля.
Что он не сдох в Саравии? И в плену был, и в передрягах, под обстрелами. Нет. сука, вернулся живехонький, целехонький, да ещё звания поперли одно за другим.
Поговаривали: зверьем стал похлеще любого.
Плевать.
На всё плевать…
Он, капитан Потапов, не из брезгливых. Он Катерину и после Генерала подберет.
Придется. Перебесится немного и успокоится. А пока…
— Нет.
Катя собиралась драться. Она не знала как, но собиралась. С заведенными за спину руками сложно. Но у неё оставались зубы и ноги. Она не подпустит к себе Потапова. Потребует завтра, чтобы провели медицинскую экспертизу, сняли побои.
А если он её изнасилует, и это зафиксировать. Врач указала, что она девственница, и никто её не смел тут пальцем трогать. Никто!
Легко подумать, легко решить и невозможно воплотить в жизнь, когда мужчина по одному только определению сильнее, надвигается в твою сторону, и у тебя желудок сводит от страха, мерзости и отвращения.
Инстинктивно Катя ноги свела сильнее. Не дастся…
— Катя-Катя-Катерина, что же ты глупишь-то? А? Давай по-хорошему, и я буду добр.
Помогу. Потом.
Его «потом» Она даже не заметила. Зря.
— Не подходите.
— Ты мне угрожаешь?
— Нет. Просто не подходите. И верните меня в камеру, — она смотрела на приближающего мужчину, не моргая. — Вы меня не для допроса вызвали. Вы…
— Рот закрыла.
От наглости, от грубости Катя на мгновение опешила. Пусть она и не росла вне цивилизации, не
