– Я не знала. – Она глянула на него с удивлением. Искренним таким удивлением.
– А про невесту дядюшкину знала?
– Я и про дядюшку-то узнала только месяц назад. – Она высвободила свою руку. – Представляешь?
Он не представлял. Собственного дядюшку, Павла-старшего, он знал с рождения. Знал, навещал, иногда, вот как сейчас, останавливался погостить на пару недель. У Павла-старшего был свой бизнес – турбаза на берегу водохранилища. На турбазу из года в год приезжали только завсегдатаи: любители рыбалки, охоты и турпоходов. Уже и не клиенты даже, а почти друзья. Вот и Павел приехал, проветрить мозги после успешного, но тяжкого поступления в институт. Проветрил…
– …Да там яма внизу оказалась три на три метра. – А это уже спасатели. Тоже курят, тоже нервничают. – Деревья, вишь, какие? Листвы полно! Слоеный пирог… Листики… девочки… листики… Если бы та малая в овраг не свалилась, и не нашли бы никогда. Кто ж думал, что там такое?..
Малая – это Юлька. Ведь и в самом деле малая. Сколько ей? Лет пятнадцать-шестнадцать?
– …А парнишу того пришлось силой урезонивать. И как только узнал?
Сейчас они про Макса, Юлькиного дядюшку. Урезонили. Прекратились крики.
– Жалко парня. У меня это все до сих пор перед глазами… Крылья… не влезали в мешки крылья… Как они их будут транспортировать – девочек этих несчастных?.. Ох, и ночка выдастся…
Девочек транспортировать. Одну девочку точно нужно транспортировать отсюда как можно быстрее и как можно дальше. Пока она умом не тронулась.
– Пойдем. – Павел потянул Юльку к своему велику.
– Куда?
– Отсюда пойдем. Провожу тебя до дома.
Она не стала упираться, молча побрела следом сначала по террасе, потом сквозь темный тоннель из кустов лещины. Из оврага они выбрались уже в темноте.
– Где твой дом?
– Там. – Она неопределенно махнула рукой. Ну, хотя бы направление указала.
Указать-то указала, вот только вела его куда-то не туда. Они пересекли улицу, которую лет пять назад облюбовали дачники из области, миновали дом Павла-старшего. Окна его были темны, значит, дядя уже уехал на базу. Летом он предпочитал жить на базе, а его городской дом был в полном распоряжении Павла. Такой у них был секрет. Если бы мама Павла-младшего и соответственно сестра Павла-старшего узнала, что ее единственный, уже почти совершеннолетний, но все равно нуждающийся в постоянном присмотре сын ночует один, не сносить бы им обоим головы. Но мама не знала, а они не рассказывали. Обычная мужская солидарность.
– Куда дальше? – Подумалось, что Юлька из-за пережитого стресса заблудилась и сейчас им придется идти в обратную сторону.
– Туда. – Она снова махнула рукой.
– Там никто не живет.
– Там я живу.
Он не стал спорить. Ладно, ему не сложно прогуляться, пусть она своими собственными глазами убедится, что жилых домов дальше нет…
– Вот. – Она остановилась возле покосившейся железной калитки, принялась возиться в рюкзаке.
– Что – вот? – Этот дом знали все в городе. Дом с историей. Дом с дурной репутацией.
Павел не верил в репутацию и в сплетни, верил он своим собственным глазам: много лет этот старый дом стоял заброшенный, с заколоченными окнами. И местные старались обходить его стороной. Местные старались обходить, а Юлька собиралась в нем жить.
– Вот здесь я живу. – Она достала ключи, отперла калитку. Та противно заскрипела.
– Давно?
Можно было распрощаться прямо тут, у калитки, но ему стало интересно посмотреть на городскую легенду вблизи. А если получится, то и изнутри. Сколько раз в детстве он с друзьями пытался в него забраться? Со счета сбиться можно. Но вот все никак не получалось. Слишком крепкие ставни, слишком надежные замки. Да и страшно. Это в далеком детстве страшно, а теперь очень даже интересно.
– С сегодняшнего дня.
– А внутри ты уже была?
Прежде чем ответить, она посмотрела на него долгим, растерянным каким-то взглядом, а потом спросила:
– Может, зайдешь? – спросила и тут же смутилась. – В том смысле, что я бы могла угостить тебя кофе. Тут хороший кофе. Я знаю. Но если ты не хочешь…
– Я хочу. – Ему ведь интересно. И девочка эта синеглазая интересна, и дом этот с историей.
А она вздохнула с облегчением. Боялась, что он откажется? Или просто боялась?
Путь к крыльцу пришлось подсвечивать фонариком. Путь этот казался тернистым из-за непролазных зарослей бурьяна. Зато внутри дом выглядел вполне жилым. По крайней мере, кухня. Дальше кухни Юлька его не пригласила.
– Я тут еще не прибралась. И ремонт, похоже, сделан только на первом этаже. Если тебе нужно помыть руки, то ванная там.
Ему бы хотелось не только помыть руки, а вымыться самому. Смыть с себя это липкое, точно паутина, чувство, которое осело на нем после оврага. Ей, наверное, тоже. Ей даже больше, потому что вся она была перепачкана в крови и грязи.
– Иди первая. Покажи, где кофе, я сам.
– Спасибо, я быстро!
Она и в самом деле управилась быстро. Павел только-только успел снять джезву с огня. В чистой одежде, с мокрыми волосами Юля казалась взрослее. Взрослее, но не увереннее. Она боялась. Очевидно, она до сих пор боялась, и Павел ее понимал.
– Он, наверное, придет еще не скоро? Твой дядя.
– Не знаю. – Она накрывала на стол, нарезала бутерброды. – Наверное.
– А еще кто-нибудь тут с тобой живет?
– Нет.
Это было неправильно. Одно дело он – взрослый и самостоятельный. И другое дело она – беспомощная девчонка. Позвать к себе? Павел-старший, даже если узнает, скорее всего, промолчит. Дело молодое, кровь горячая. А что скажет она? Что подумает? Или рассказать, что это за дом, чей это дом?
Он не сделал ни того ни другого. Единственное, на что его хватило, – это оставить ей номер своего мобильного. Просто так, на всякий случай. И кофе они пили в полном молчании, и прощались так, словно и не провели полдня в оврагах.
Она проводила его до калитки, замерла в нерешительности, будто боялась возвращаться в дом.
– Звони, если вдруг тебе что-нибудь понадобится.
– В любое время дня и ночи. – Она усмехнулась.
– Да, в любое время дня и ночи. И запрись.
– Всенепременно.
Вот так они и расстались.
Вот так они и расстались… Нет, Юля не надеялась, что Павел пригласит ее к себе или изъявит желание переночевать у нее. Просто так, по-дружески. Или надеялась? Ей было страшно. До мурашек, до дрожи в коленках, до икоты. Страшно оставаться одной в этом гулком нежилом доме. Страшно вспоминать то, что случилось в овраге. Если бы он позвал, она бы согласилась. И плевать на условности и девичью гордость. Когда так страшно, уже не до гордости и не до условностей.
Но ведь есть еще Макс… Он ведь вернется? После опознания, или что с ним там делают в полиции, он должен вернуться домой. К ней, своей племяннице. Черт побери, он ее опекун! Он обязан о ней заботиться!
Телефон Макса был вне зоны действия сети.
