– Кроме трупа? Я обнаружила, что вы готовы зайти слишком далеко ради дурацкого карнавала.
– И все? – Он ухмыльнулся. – Вам понравилось? Держу пари, ваше сердце забилось быстрее. Ладони вспотели от ужаса и предвкушения. Нас всех завораживает смерть, это единственное, что есть общего у всех без исключения. Неважно, какое положение мы занимаем в жизни, мы все умрем. И никто не знает, когда это случится. Видеть, как человек едва не утонул, само по себе не пугает. Больше всего тревожит правда и осознание того, что именно нас возбуждает.
– Не понимаю, к чему вы клоните.
– Разве? – Он наклонил голову. – Скажите мне, мисс Уодсворт. Представьте себе: занавес вокруг аквариума опускается и часы начинают отсчет, тикают достаточно громко, чтобы вызвать аритмию. Что нашептывает вам ваш разум между ударами сердца? В душе вы молитесь, чтобы Гудини выжил? Надеетесь, что он вопреки, казалось бы, невозможному победит смерть? Или вы сидите, стиснув кулаки под столом, одновременно ужасаясь и предвкушая возможность увидеть то, чего мы все боимся? Что больше волнует? Внушает больший ужас?
Я с трудом сглотнула и не ответила. В этом не было необходимости. Хотя нам и не пришлось стать свидетелями того, о чем он говорил, Мефистофель и так знал, что я сказала бы.
– Это и есть правда, которую мы предлагаем, – сказал он. – Мы, все мы, отчаянно ищем способ одолеть самую большую угрозу: смерть. И в то же время все мы ненасытны, когда она приходит за кем-то другим. Вы можете ненавидеть правду, отрицать ее, проклинать, но факт остается фактом: вы в равной степени очарованы ею. Знание того, что пламя обжигает, не всегда останавливает от игры с огнем.
Когда я промолчала, он пожал плечами, но напряженность в уголках губ противоречила напускному безразличию.
– Жизнь, как шоу, продолжается, согласны мы с ней или нет. Если мы перестанем жить, прекратим праздновать наше существование перед лицом смерти или трагедии, то можно сразу ложиться в могилу.
Меня осенила мысль.
– Чья была идея вставить в сегодняшнее представление номер с камерой пыток… ваша, Гудини или капитана?
– Назовем это взаимным согласием. – Лев зарычал, и Мефистофель испуганно отпрянул от клетки. Он разгладил жилет. – Что вы выяснили о смерти миссис Прескотт?
Что любой, включая его, мог поместить ее в тот сундук. Я вздрогнула: две женщины, запертые в сундуке и в аквариуме. И тот, и другой кошмарные могилы.
– Мы проведем вскрытие утром. Ее муж пожелал проститься с ней ночью.
– Но вы уверены, что определите причину смерти? – настаивал он.
Я кивнула, не готовая признать, что мы уже выяснили: скорее всего ее задушили.
– Интересно, – произнес он.
– На самом деле это не так интересно или сложно, если достаточно практиковался.
– Некоторые назвали бы то, что вы делаете, невозможным. Только подумайте. Вы берете тело, разрезаете его и читаете оставленные улики. Для непосвященных звучит невозможно. Читать мертвых? С первого взгляда определить причину смерти, установив, какой орган функционировал неправильно? – Он ходил кругами, заложив руки за спину. – Однако вам приходится пачкать руки, не так ли? Когда совершаешь то, что другие считают невозможным – независимо от места действия или обстоятельств, – руки обязательно испачкаются.
Я неловко шагнула назад, чуть не споткнувшись около клетки с тигром. В словах Мефистофеля мне послышалось признание, от которого встали дыбом волоски на руках. Я ничего не знала об этом молодом человеке, кроме его способности вводить в заблуждение.
Сердце грохотало в груди. Неужели все это время Мефистофель использовал меня в качестве ширмы? Эти полуночные встречи предназначались для того, чтобы отвлечь Томаса: заставить его поверить, что между нами происходит что-то тайное, чтобы он не заметил другие темные делишки. Томас мне доверяет, но он всего лишь человек, как бы ни отрицал это. И на его чувствах можно играть, как на чувствах любого другого человека. Как и предупреждала Лиза.
Я тоже была ослеплена Мефистофелем. Я делала то, что он говорил, потому что хотела всеми силами помочь кузине. Он сразу же это понял. Фокусники учатся находить цели в толпе, а Мефистофель один из лучших.
Он наблюдал за мной из теней, за его спиной по клетке кружил лев. Было в Мефистофеле что-то темное и коварное, как будто сытый кот решал, стоит ли убивать мышь. Или оставить ее на другой день, когда он действительно проголодается. И я не могла определить, чего ему хочется больше и что сильнее будоражит меня. Наверное, внутри я такая же испорченная, как он.
Он не пытался приблизиться, но все равно умудрялся заполнять пространство между нами. Я искала умный ответ, который доказал бы, что я не боюсь победить в его играх, но он многозначительно посмотрел на мои руки.
– Если желаешь достичь чего-то великого, то иногда на пути к вершине приходится замарать руки. Но вы уже сделали это ради своих занятий. Несколько странно, что вы не позволяете мне того же.
Я заметила на ладонях грязные пятна и потерла их, но грязь осталась. Должно быть, я в какой-то момент схватилась за прутья решетки, но образ запачканных рук меня нервировал; я погружала руки в кровь несчетное количество раз.
– Мисс Уодсворт, капитан сказал, что из-за волнения мы достигнем берега на день позже. – Мефистофель повернулся уйти, но остановился, барабаня пальцами по дверной коробке. – Ради нас обоих я искренне надеюсь, что вы раскроете эти убийства. Не уверен, что карнавал переживет еще один удар. Утопить человека можно разными способами.
Глава 35. Восьмерка Мечей
Каюта Одри Роуз
Королевский почтовый пароход «Этрурия»
7 января 1889 года
Я проскользнула в свою каюту и с облегчением обнаружила, что там никого нет. Наверное, Лиза осталась с артистами выпустить пар, а миссис Харви скорее всего спит. О моем полночном свидании с дьяволом никто не узнает.
– Безумный дурак!
Я села на кровать, рассеянно проводя пальцами по вышитым на шелковых юбках орхидеям. Слова Мефистофеля грохотали в голове. Несомненно, убить человека можно разными способами, и тому, кто терроризирует пароход, это прекрасно известно.
Я достала из тумбочки игральные карты и разложила на одеяле. Половина была найдена возле трупов, остальные вблизи мест преступления. Туз треф, бубновая шестерка, пиковый туз. Пятерка червей. Тем не менее убийства были обставлены в соответствии с картами таро и их значениями.
Пятерка червей соотносится с ревностью. Трефовый туз – с богатством. Леди Креншо наверняка ревновала к какой-то неустановленной девушке. Трефовый туз был приколот к мисс Прескотт в первый вечер – возможно, ее отец был взяточником.
Я потерла виски. Какая-то бессмыслица. Разве что выложенные на всеобщее обозрение карты указывали на преступления, которые совершили леди Креншо и судья. Это лишь предположение, но оно может послужить хорошей отправной точкой для рассуждений.
Я пролистала сделанные на скорую руку заметки и разложила их рядом
