– Даже про тело в ящике? Он объяснил, почему эта жертва отличалась от других?
Томас завозился с манжетой моего пеньюара, не слишком убедительно притворяясь, что не слышал меня.
– Томас? Я в порядке. Тебе не обязательно вести себя так, будто я из фарфора.
– Дело не в тебе. – Он вздохнул. – Когда мы спросили Андреаса про это преступление, он заявил, что ничего не знает о нем. Он в карцере, пока его не заберет уголовная полиция. Еще не ясно, где его будут судить, поскольку большинство преступлений он совершил в море. Возможно, нам придется вернуться в Англию.
– Но почему бы ему не признаться…
– Мы с твоим дядей считаем весьма вероятным, что на борту находился еще один убийца. Пассажиры уже начали высаживаться на берег, так что если Андреас не совершал этого убийства, то…
– То мы только что доставили вдохновленного Потрошителем убийцу в Америку.
Мы сидели в молчании, осознавая серьезность такой возможности.
Наконец Томас сказал:
– Давай пока надеяться, что мы ошибаемся и Андреас просто не хотел сотрудничать.
Я посмотрела ему в глаза и кивнула. Похоже, мы позволим себе еще одну полуправду под конец этого путешествия.
– Это он украл ткань? – спросила я, вспомнив про жилет Цзяня. – Или это не связанное преступление?
– Он признался, что украл ее. Похоже, когда Андреас не убивает ради мести, он просто мелкий воришка. Это старая привычка еще из Баварии. Он воровал одежду у тех, кому предсказывал будущее. Одна женщина опознала пропавшую одежду и заявила в полицию, поэтому он уехал и присоединился к карнавалу.
– Кстати, а что с «Лунным карнавалом»? Как дела у Мефистофеля и Гудини?
– Они оба желают тебе всего хорошего, – ответил Томас, внимательно глядя на меня. – Мефистофель просил передать извинения и два билета на их следующее шоу, бесплатно. Они с Гудини сказали, что мы не захотим пропустить то, над чем они работают, это будет…
– Эффектно?
Томас хмыкнул.
– Ради их же блага, надеюсь, что так. Им придется придумать что-нибудь эдакое, чтобы отвлечь внимание от многочисленных убийств, которые совершил их предсказатель. Хотя, зная Мефисто, не сомневаюсь, что он найдет способ извлечь из этого пользу. Большинство людей притягивает дурная слава. Всех нас завораживает смерть. Должно быть, дело в наших темных испорченных человеческих душах.
– Я рада, что все закончилось. Искренне надеюсь, что жертвы обрели покой.
В голове крутилось еще что-то важное, но в мыслях по-прежнему стоял туман.
– Лиза! – Я резко села и рухнула обратно. Тело пронзила адская боль, напомнив о травме. – Где она? Она цела? Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что она жива. Я этого не перенесу.
Томас поправил мои подушки и мягко толкнул меня.
– С ней все хорошо. Андреас опоил ее и приковал цепью в своей каюте. Но она выздоравливает. Гораздо быстрее тебя.
Я выдохнула.
– За себя я не беспокоюсь.
– Зато я беспокоюсь. Ты должна знать кое-что еще… про свою травму, – сказал он, опустив глаза и ерзая на стуле. – Ты сможешь ходить, но, возможно, останешься хромой. Мы не можем определить, как заживет твоя нога.
При напоминании о травме ногу обожгло болью. Хромота. Кого-то эта новость могла бы уничтожить, но не меня. Мое будущее не в бальном зале, а в тесной лаборатории. А трупам все равно, грациозно я хожу или нет.
Мне требовалось срочно разрядить обстановку. Все складывалось слишком мрачно, и, учитывая тяжесть моей травмы, мне нужны были позитивные мысли. Я жива. А с остальным разберемся. Я мысленно улыбнулась: получилось слишком уж похоже на Мефистофеля.
– За любовь приходится платить, – поддразнила я. – Но она того стоит.
Томас вдруг встал, и мои руки сразу же затосковали по его теплу. Я еще раз прокрутила в уме свою шутку, гадая, что именно его задело.
– Тебе нужно отдыхать, – сказал он, избегая моего взгляда. – Скоро придет твой дядя, чтобы обсудить приготовления к отъезду. Да и Лиза топчется снаружи.
– Томас… что…
– Уодсворт, отдыхай. Я скоро вернусь.
Я сжала губы, не доверяя голосу. Томас взял шляпу и пальто и торопливо вышел из лазарета, как будто ему было тяжело меня видеть. Я постаралась не принимать это близко к сердцу, хотя несколько слезинок сумели просочиться сквозь дамбу, которую я возвела. Похоже, Томас Кресуэлл исчезал из моей жизни так же, как и карнавал.
* * *Из сна меня выдернуло чье-то присутствие. Я потерла глаза, но садиться не стала.
– Томас?
– Нет, любовь моя. Я гораздо красивее. Спишем эту оговорку на кровопотерю.
Несмотря на боль, я улыбнулась.
– Томас сказал, что вы с Гудини уже ушли.
– Да, я прошел половину доков и решил, что вы сойдете с ума от страсти. – Мефистофель осторожно взял мои руки в свои. Его ладони были грубыми и мозолистыми, доказывая, что он часто ими работает. Он успокаивающе проводил большим пальцем по моим. – Я не хотел, чтобы сильная тоска по мне помешала вашему выздоровлению.
Я покачала головой.
– Обаятельный, как всегда. – Я попыталась перегнуться через край кровати и поморщилась. – Вы не откроете ящик?
– Там же нет змеи, которая только и ждет, чтобы укусить?
Я закатила глаза.
– Хорошо. Я не против оставить ваш перстень себе. За рубины можно выручить приличные деньги.
Я никогда не видела, чтобы Мефистофель двигался с такой скоростью, даже во время своих причудливых номеров. Он взял перстень и сморгнул затуманившие глаза слезы.
– Спасибо.
– А то, как же людям вас шантажировать? Я не могла допустить, чтобы вы сбежали без него.
– И правда, – улыбнулся он. – Обещайте, что будете хоть немного скучать по мне.
– Когда-нибудь, много-много лет спустя, унылым декабрьским вечером я, возможно, вспомню о вас.
– И? – с надеждой спросил он.
– И полюбопытствую: а ванну вы принимаете тоже в маске?
Его смешок получился мрачным и глубоким.
– Вам незачем любопытствовать, дорогая. Я охотно покажу вам лично. В моей каюте или в вашей? – Он посмотрел на мои повязки. – Наверное, стоит отложить наше свидание. Не хочу, чтобы вы залили кровью этот костюм. Плохо для бизнеса.
– Я буду по вам скучать, – сказала я, потому что это было правдой. Я уже отвыкла ее говорить. Учиться ловкости рук было интересно, но играть эту роль постоянно – не для меня. В будущем я хотела бы говорить только правду. Притворство не только запутало меня, но и чуть не нанесло Томасу необратимого вреда.
– Знаю. Невероятная неотразимость – мой крест. – Веселье в его взгляде погасло, сменившись какой-то неуверенностью. – Скажите… был ли у меня на самом деле шанс добиться вашей руки? Или все между нами было ложью? Танцы, смех… наверняка не все это было притворством.
Глядя в его темные глаза, я с бьющимся сердцем представляла другое будущее. В котором тоже были бы наука и свобода. Страсть и театральность. В таком будущем я могла быть счастлива, и даже больше. С
