— Я могу продолжать всю ночь, — сказал мужчина так беззаботно, словно обсуждал погоду. — Я прекращу, когда больше не услышу звуков из твоего рта. Пожуй мгновение эту мысль, малыш. Кляп — не единственный способ заставить тебя замолчать. Я также могу вырезать твой язык и прибить его к дереву. Даже не думай, что я шучу, потому что я раньше такое проделывал и с более крепкими парнями.
Чонгу хотелось кричать. Вместо это он крепко сжал челюсти, закрывая рот лучше, чем это сделал бы кляп.
Давление продолжилось. Чонг закрыл глаза и попытался найти в голове место, куда бы он мог пойти и спрятаться. Ему хотелось быть дома, в своей комнате, в окружении стопок любимых книг. Там, если бы монстр оказался слишком страшным, Чонг бы просто закрыл книгу. Но не здесь. Не в темноте с болью, веревками и кляпом.
Давление перестало расти, и мужчина прислушался к звукам, издаваемым Чонгом.
— Вот так, — сказал он и убрал ногу… но не прежде, чем надавил еще раз. Каким-то образом от этого Чогну стало лишь страшнее, от этой последней порции. Она была необязательной. Мужчина уже победил Чонга, уже доказал свою силу и превосходство. Этот последний штрих говорил о более глубоком, менее развитом виде зла. О жалкой мелочности. Хитрой и грязной. Это очень и очень пугало Чонга.
Несколько долгих минут ничего не происходило. Ни новой боли, ни намека на присутствие человека, ни звука его движения. Стоял ли он там, вне поля зрения? Просто наблюдал? Чонг знал, что это так. И ему стало еще страшнее.
А затем мужчина заговорил.
— Бьюсь об заклад, твои мамочка с папочкой говорили тебе, что в плохих землях есть плохие люди. Люди, которые сделают с тобой плохие вещи. Плохие вещи с глупыми мальчишками, бегающими по великим «Гнили и руинам». Плохие люди, делающие плохие, плохие вещи.
Послышался шорох, и внезапно мужчина встал на четвереньки так, что его лицо оказалось в сантиметре от лица Чонга. Это было лицо из кошмаров. Кожа была настоящим шоу ужасов. Каждый сантимер этого лица был обезображен, расплавлен. Одного глаза не было вообще, лишь черная дыра в розово-красном холмистом лунном ландшафте. Волосы, белые как снег, обрамляли ужасное лицо. Он прошептал четыре слова.
— Я тот плохой человек. — Затем он рассмеялся и встал. — Знаешь, что мы теперь сделаем?
Чонг не смел ответить. Он закрыл глаза, желая, чтобы это было нереальным. Умоляя Вселенную превратить это все в сон.
— Я разрежу путы на твоих ногах, чтобы ты мог идти, и, клянусь Богом, ты пойдешь. Нам нужно пройти еще многие километры, придется идти еще полночи. Ты пройдешь каждый сантиметр молча. Ни слова и, клянусь Богом, ни всхлипа. Если ты хоть пукнешь, я порежу тебя на куски. Кивни, если веришь мне.
Чонг кивнул. Выразительно.
— Тогда, давай скажем, около полуночи — час ведьм, как раньше ее называли до зомов — мы куда-то придем. Ты знаешь куда, малыш?
Чонг покачал головой. Лишь слабое, едва заметное движение. Мужчина снова встал на колени, и его дыхание у уха Чонга было горячим и пропитанным виски.
— Я отведу твою костлявую задницу в Геймленд, малыш. А… разве это не мир развлечений?
Чонг не посмел закричать. Но ох, как ему это было нужно.
39
Казалось, что мир создан из пламени, белых лиц и смерти. Бенни с Никс бежали в ночь, преследуемые адским жаром. У них не было четкого направления, вокруг было слишком много зомов, чтобы позволить им бежать по прямой линии.
— Сколько их? — ахнул Бенни. Однако это были его последние слова на долгое время, так как эти два слова чуть его не убили. Пламя в поле привлекло большую часть зомов, но его голос раздался неестественно громко. Все бледные посмертные маски лиц вокруг внезапно повернулись к ним.
Бенни с Никс остановились спина к спине с мечами наготове.
Я нас убил, подумал Бенни, но его внутренний голос сразу же ответил: «Нет. Придумай способ выбраться. Какие у тебя остались ресурсы?»
Бенни подумал о спичках и почти рассмеялся. Если бы рассмеялся, то, наверное, это был бы его последний смех, и был бы он безумным хохотом. Пламя на время спасло их, но если ветер поменяется, то огонь погонит их в горы — пламя двигается вверх. Для них не было открытого пути в низины.
Никс сделала медленный шаг в сторону, и Бенни сдвинулся вместе с ней. Зомы подошли ближе, но их темные глаза бегали между ними и пламенем. Никакой звук больше не привлекал их, и они теряли интерес.
Но недостаточно быстро. Вскоре некоторые снова окажутся на расстоянии вытянутой руки. Бенни уже чувствовал их мертвый, пыльный, гнилой запах…
И вот так быстро он все придумал. Он взял боккэн в одну руку, а другую медленно опустил в карман. Но не за спичками. Вместо этого он достал оставшиеся бутылочки кадаверина. Это было рискованно. Если они переживут этот ужасный момент, то им понадобится химикат, чтобы добраться…
Куда? Домой? Назад к горящей станции? В бесконечный лес на поиски Тома и Чонга? На восток к Йосемити, или куда там полетел самолет?
«Решай одну проблему за раз», — предупредил его внутренний голос.
Никс сделала еще один шаг, двигаясь медленно, чтобы Бенни не отставал. Он не решался осматриваться, чтобы понять, просто ли она двигается или нашла выход. Бенни крепко сжал крышечку между зубами и открыл бутылочку. Воздух сразу же наполнился тошнотворной вонью разлагающегося мяса. Только теперь он понял, что огонь заглушал запах кадаверина.
Какая-то далекая часть его гадала, станут ли зомы атаковать друг друга в дыму. Если они не почувствуют запах смерти, станут ли нападать на все подряд? Невозможно было узнать, и он не собирался возвращаться и превращать это в научный эксперимент.
— Бенни, — пробормотала Никс таким тихим голосом, что это была скорее тень звука.
Он не ответил. Вместо этого он вылил немного кадаверина на грудь и волосы. Первые зомы уже приблизились на расстояние вытянутой руки и, поднимая руки, тянулись к ним. И тут они остановились.
Бенни плеснул бутылочкой за плечо, попав на рыжие кудри Никс.
— Стой, — прошептал он. — Подожди секунду.
— Бенни…
— Тсс.
— Нет, — настаивала она. — Посмотри.
Он сначала повернулся не в ту сторону, а потом повернулся лицом к ней и проследил по направлению ее вытянутого вперед боккэна.
Они стояли на склоне, ведущем к тенистой
