Мы спустились с горы быстрее, чем я успела собраться с мыслями.
От нашего с Иваном лагеря не осталось и следа. Не знаю почему, но я заранее знала, что так и будет.
Кровь грохочет в ушах, и я шепчу, пытаясь справиться с охватившей меня паникой.
– Господи, только бы не сто лет. Господи, прошу тебя, только не сто, только не сто…
– Эхо, – говорит Хэл и кладет мне на плечо руку. Я ее не стряхиваю, но и сама ближе к Хэлу не придвигаюсь.
– Мы с Иваном должны были встретиться здесь, – говорю я. – Он должен был ждать меня. Иван рассказчик. Я нанимала его в качестве проводника, но на самом деле оказался Северным ветром. Вместе со своими братьями помогал нам… там, – я неопределенно машу рукой в сторону горы. – Он обещал ждать меня три недели.
– Значит, эти три недели прошли. Но три недели еще не значит сто лет.
Не понимаю, как Хэл может так спокойно говорить об этом. Я проглатываю подкативший к горлу комок и говорю сдавленным голосом.
– Перед уходом он обязательно что-нибудь оставил бы для меня. Знак. Записку.
Мы обыскиваем площадку на месте нашей с Иваном стоянки. Переворачиваем камни, роемся в кустах шиповника и подлеске. Я готова поддаться отчаянию, когда Хэл находит обернутый в кусок оленьей шкуры пакет, засунутый в трещину скалы.
Хэл молча протягивает его. Я сажусь, приваливаюсь спиной к поверхности скалы и медленно разворачиваю шкуру. Внутри я нахожу книгу, на обложке которой золотом вытиснено:
«Эхо Севера».
Какое-то время я молча, ошеломленно смотрю на нее.
Хэл стоит рядом – настороженный, но не пытающийся что-то спросить, полюбопытствовать. Это странным образом придает мне достаточно сил, чтобы открыть книгу на титульном листе.
«Эхо Севера. История девушки и чудовища, и о том, как ее любовь спасла их обоих в пересказе Ивана Энлиля»
Значит, эту книгу написал Иван. Принял историю, которую я ему рассказала, обработал ее, пересказал на свой лад и сам придумал конец. Честно говоря, я не ожидала, что история моей жизни может превратиться в книгу. Но, пожалуйста, вот она – слова, напечатанные четким черным шрифтом на гладких кремовых страницах.
Сердце гулко бьется в груди, когда я начинаю листать книгу, пробегаю глазами преображенные фантазией Ивана фрагменты моей собственной жизни. Рассказанная им история намного красочнее прожитой мною жизни – в ней много преувеличений и новых придуманных деталей. Свои шрамы книжная Эхо получила в жестокой битве со своей мачехой, которая была злой волшебницей, Королевой троллей. Именно она, мачеха, заколдовала Хэла-медведя, и Эхо несется на спине всех четырех братьев-ветров, чтобы добраться до крепости Королевы троллей.
Я читаю придуманный Иваном конец моей истории, все время чувствуя при этом на лице спокойный взгляд Хэла.
Итак, финал. Книжная Эхо проникает в крепость Королевы троллей и находит там Хэла – он сидит закованным в цепи на вершине высокой башни. Чтобы освободить его, Эхо должна выполнить три совершенно невыполнимых задания. Во-первых, сшить одеяло без иголки и нитки. Во-вторых, сделать такую любовь, которая может поместиться в коробочке. В-третьих, вывести с рубашки Хэла масляное пятно, не используя ни мыло, ни воду. И Эхо выполняет все эти задания с помощью волшебных существ, с которыми она встретилась и подружилась за время своего путешествия.
Королева приходит в ярость, но книжная Эхо приковывает ее в башне вместо Хэла, а затем колибри, великаны и ветры общими усилиями обрушивают башню в пропасть. Книжный Хэл оказывается принцем. Он увозит книжную Эхо в свое королевство, женится на ней, и они живут долго и счастливо.
Я поднимаю взгляд на Хэла, который по-прежнему сдержанно и спокойно наблюдает за мной. Проглотив подкативший к горлу комок, я вновь опускаю глаза в книгу. Переворачиваю последнюю страницу и нахожу то, что давно искала и ждала.
Это письмо, адресованное мне и написанное на двух сложенных пополам листах хрустящей плотной бумаги.
Я разворачиваю письмо и начинаю читать, безуспешно пытаясь при этом успокоить разбушевавшееся, грохочущее в груди сердце.
«Дорогая Эхо!
Я ждал тебя три недели, о которых мы договаривались. Если честно, я ждал тебя не три недели, а четыре. Но время во владениях Королевы волков течет иначе, и я знаю, что, скорее всего, с тобой все в порядке и ты сейчас сражаешься с ней, пытаясь освободить своего Белого волка от заклятия. Мне очень жаль было покидать тебя, но мне пора.
Айседора и Сату здоровы. Сату выросла высокой, смуглой и веселой. Ее любимые истории – те, что я рассказываю о тебе. Именно Сату потребовала, чтобы я записал рассказы о тебе и напечатал их в виде книги. И я сделал это, добавив в твою историю собственные фантазии и вольности, за которые, надеюсь, ты меня простишь. Книга разошлась так хорошо и принесла мне столько денег, что я смог купить приличный дом и красивые платья для Айседоры. Довольно забавно, когда Ветер начинает беспокоиться о том, чтобы обеспечить свою семью, правда? Однако это так, и именно ты сделала возможными такие странные поступки.
Как ты просила, я дописал конец твоей истории. Но Сату не переставала волноваться из-за того, что тогда могло произойти на горе. Вот почему на ее десятый день рождения мы отправились сюда – посмотреть, не спустились ли вы уже с горы.
Но никаких твоих следов мы не нашли. Ждали здесь целую неделю, после чего я не без труда убедил Сату, что мы должны вернуться домой. Она поклялась, что будет приезжать сюда каждый год или два. А однажды и сама поднимется на гору, чтобы спасти вас, если это окажется ей под силу. Но я совершенно не хочу, чтобы моя дочь угодила в сети Королевы волков, и потому не намерен отпускать ее. Надеюсь, ты правильно поймешь меня.
Знаю, что однажды вы сами спуститесь с горы. Я нисколько не сомневаюсь в том, что когда-нибудь это обязательно случится, и надеюсь, все еще буду жив к тому времени, и вы найдете нас. Вот тогда ты и расскажешь Сату, чем на самом деле завершилась твоя история.
Благословляю тебя, дитя мое, и да будут с тобой всегда Ветры.
Иван».
Я прочитала письмо дважды, затем сложила листы и вложила их обратно в книгу. Хэл приближается, не сводя с меня глаз.
– Десять лет уже прошло, – говорю я ему. – Десять лет с того дня, когда я поднялась на гору. Может быть, даже больше.
Он кивает, и я смотрю на
