Глава 13. Женщина
Она вошла буднично, как к себе домой, позволила снять с себя пальто, огляделась, удивлённо повела бровями:
— Как у тебя стало пусто! Куда ты подевал всю мебель?
— Я избавился от лишней обстановки.
— Зачем?
— Мебель собирает много пыли. А пыль мешает дышать. Но кровать я не продал, не волнуйся.
Она улыбнулась:
— Действительно, просторней стало.
Женщина посмотрела на фотографию моих человеческих родителей на пустой стене и спросила ещё:
— А от своей библиотеки ты тоже избавился?
Раньше в моей квартире на полках стояло много книг. Она к этому привыкла.
— Да. Книги мне не нужды. Я уже достаточно знаю это пространство. — Я показал на сереющий за окном город.
— Странный ты сегодня… Ну, ладно. Я к тебе сразу с работы. Пойду в ванную. Смою усталость.
Я разделся и лёг, ожидая. Из широкого голого окна — я ликвидировал пыльные шторы — мне был виден морской канал. Пробегая взглядом по ограждающей канал цепочке красных и зелёных огоньков на буях, я угадывал где-то там, в дали, слабо подсвеченную закатом линию горизонта. Я вяло смотрел, повернув голову, на то, как залитый огнями пассажирский лайнер уходил по каналу из порта, юркий ледокол-буксир помогал ему протискиваться сквозь ледяную кашу. Изнутри грела приятая мысль о том, что вот и я скоро растолкаю льды и уплыву отсюда далеко-далеко. Я так решил — сменить среду.
Незаметно я утонул в коротком — всего на несколько минут — сне. Мне снилось, будто я большой и сильный зверь на морском дне, будто я засыпаю в своей пещере, обложенной изнутри цветными камешками. И мне, морскому зверю, начинает сниться сон про то, что он сухопутное существо — человек. И этот человек с главной частицей зверя внутри — я. Со мной во сне зверя творились что-то странное до дикости. Зверь метался во сне — вероятно, сон оказался кошмаром.
Женщина вернулась из душа почему-то холодная, как рыба, легла рядом и уронила свою ледяную руку мне на живот. Я бы мог отрезать эту руку, настолько она показалась мне лишней. Мне нужна была от женщины только телесная теплота, которая смогла бы растворить моё напряжение длинного дня, так оказавшегося наполненным убийствами. И я брал и брал от неё тепло, почти жар, погружался в него, пока не устал, не опустошился совсем, до другой стороны сексуальной измотанности, до тех пор, пока близость не исчерпала себе, не стала совершенно лишней обузой.
Хорошо, что женщина никогда не оставалась у меня ночевать. Ей и в самом деле пора было исчезнуть из остатка вечера.
— Мне надо идти, — вздохнув, сказала она. Я видел, что в подсознании, и не очень уж глубоко, она ждала моих уговоров остаться. Но я молчал.
Вместо слов, я, смахнув сонливость, подвёз её до самого подъезда. На прощанье женщина чмокнула меня в щёку, как девчонка, и быстро проговорила:
— Ты стал совсем другим. Но ты мне таким ещё больше нравишься… Я побежала. Пока. Звони. Буду ждать.
Совершенно точно я знал, что не позвоню. Мы использовали с ней друг друга несколько лет, нас это устраивало. Но я преодолел и это. Секс очистился для меня от любых привязанностей в простую, иногда очень необходимую функцию.
Так приятно преодолевать самого себя. Шаг за шагом. Кусочек за кусочком.
Глава 14. Щупальца мысли
Всем в океане с момента рождения известно, что в глубинах живут существа с мощным мозгом — гигантские кракены. Они — не миф. Иногда я чувствовал, как их невидимые щупальца трогали мои мысли. А я так не мог. Смелые кашалоты, когда чувствовали такое же, бросались в глубину, находили кого-то и рвали зубами. Я и так не мог. Я смирялся, делал вид, что ничего не происходит. И даже старался не думать о том, что меня унижали, походя роясь в моем мозгу, как в какой-нибудь тине.
Но с улучшенным мозгом, я сам мог читать любые мысли в океане — и не только в океане — так же, как я читал щупальцами следы на песке дна. А в свои мысли я никому не давал проникать — погружал их в защиту, как в раковину, и плотно смыкал створки. Я и не ожидал, что в мире существует так много думающих существ.
Несчитанное число сезонов я изменял себя, стоило только начать — увлекало, невозможно было остановиться. Добиться же равновесия в измененном себе оказалось не так уж просто. И приходилось крепко держаться, особенно на первых порах, чтобы не утонуть в отрывшейся мне пучине чужих мыслей, не захлебнуться от восторга перед собственными возможностями.
Я был очень занят собой, улучшаясь, когда услышал голос издалека:
— А ну-ка, открой мне свои мысли, слизняк!
Моя мысль полетела к источнику этого голоса, развернулась в пространстве невидимым чутким щупальцем и нашла далеко в глубине невероятно громадного кракена. Кракен кипел от ярости: он не ожидал найти где-то в океане закрытые от прочтения мысли. Он простил бы такое другому кракену, но не мне, в его понимании — низшему существу.
— Никогда ты не прочтешь моих мыслей, гнилая раковина! — крикнул я в ответ и плотней стиснул, решительно сжал створки защиты.
Там, вдали, чудовище в злобе сжало щупальцами плоти кусок скалы — скала раздробилась — так он меня пугал:
— Я приду и убью тебя! — Кракен и вправду двинулся в мою сторону.
И вдруг я обрадовался — да обрадовался — и бесшабашно весело закричал в ответ:
— Иди, ну иди сюда! Я раздроблю твою раковину, я буду резать твое тело! Я истерзаю тебя! Ты истечешь кровью! Ты умрёшь, умрёшь, умрёшь!
Я действительно сделал бы это: раздробил, истерзал, убил. Я хотел этого и был рад, безумно счастлив, что хотел и мог это сделать. И я долго кричал, звал, бесновался в своей долине, пока вдруг не понял, что злобный кракен куда-то пропал. Исчез. Молча сбежал. Испугался. Скрылся и боялся даже думать обо мне. Я искал его мыслещупами, шарил всюду и не находил даже следов от его мыслей. Так я победил без боя. С тех пор никто и никогда не ломился в мой мозг, не пытался трогать мои мысли. А я, между прочим, так и не смог никогда ответить себе на вопрос, сумел бы я сохранить боевой пыл до реальной встречи с кракеном — ведь плыть ему до меня пришлось бы очень долго.
Глава 15. Высвобождение
Меня сутки продержали в каком-то подвале, прикованном наручниками к трубе. Утром следующего дня мы сидели за столом в закрытом кабинете службы безопасности, передо мной стояла почти допитая чашка кофе. Напротив меня восседал мой враг — молодой и уверенный
