Нам якобы всегда всего мало. Денег и власти мало. Развлечений мало. Крови мало. А на самом деле – мозгов у нас мало! Будь мы едины, долговязые твари чистили бы наши унитазы, а не порабощали и не истребляли нас.
Вторую обозначил как «эхо семьи и беззаботной молодежи». Преимущественно она состояла из мамочек с детьми, которые, смотря на своих неустанно завывающих чад, тоже начинали плакать; помалкивающих подростков, испуганно глазеющих по сторонам; и молодых влюбленных, обнимающихся и целующихся так, будто больше уже никогда не увидятся. В чем они, к сожалению, были правы. Все упиралось только в сроки. Об остальных в касте особо отметить нечего – запуганные человеческие индивиды обоих полов, с трудом сдерживающие эмоции и на что-то еще надеющиеся. Их возраст колебался между средним и преклонным.
Третья каста – очевиднее очевидного – «старики». Уставшие от всего, больные, измученные и зачастую никому не нужные, а здесь – так и подавно, но не меньше молодых желающие жить. Что тут еще скажешь, старики – они и в хлеву старики. Только какой от них прок пришельцам, непонятно, но уж точно не пришельцы разместили несчастных рядом с общественным туалетом.
«Отморозки недобитые» – так я назвал четвертую касту, которую нам следовало бы опасаться, хотя в возможной борьбе с местной администрацией она могла оказаться неоценимо полезной.
Ее владения начинались слева от двери. Значительно уступая по численности другим кастам, более чем в три раза, она занимала территорию наравне с каждой из них. Потому и отморозки, что слабостью других воспользовались. Их вон целая дюжина крепких мужиков, кто на них рыпаться-то посмеет? Только зачем им это надо, беспредел чинить? Здесь? В этой живодерне? Где только и остается, что бороться с мыслями о неминуемой смерти, которая уготована всем пленникам без разбора. И слабым, и таким вот бесчеловечным здоровякам.
Верные долговязовские псы могут в любую минуту прийти за ними, чтобы отвести в садистскую комнату и сотворить с их телами жуткие вещи. Так зачем, спрашивается, им эта дешевая показуха? Лучше бы напоследок в грехах своих перед Богом покаялись. Да подвинули бы зады свои откормленные, чтобы старики смогли нормально прилечь и отдохнуть, и успокоили бы детей какими-нибудь прибаутками, и предложили бы плечи мясистые отчаявшимся женщинам. Неужели так трудно быть немного человечнее?
А может, некоторым это просто несвойственно? Или истинная человеческая природа как раз и заключается в паразитировании на том, кто слабее? Объяснения, конечно, удобные и не лишенные смысла, но мы с Давидом думали иначе: проблема в воспитании. От этого и будем отталкиваться. Местные правила поменяем, а мужичков хамоватых перевоспитаем.
– Так-так-так, и кто тут у нас пожаловал? – сидя на корточках и крутя на указательном пальце шнурок от чьего-то ботинка, прогнусавил бородатый плотный парень из касты «отморозки недобитые». Здесь все мужчины были небриты, но такую бороду, как у него, не часто встретишь. Густая темно-русая борода, небрежно заплетенная в косу, доставала ему почти до пупа. – Еще два лишних рта. Тут и так уже дышать нечем, а они нам все новых пассажиров подсаживают.
– Ой, да ну их, калеки какие-то. Еле на ногах держатся, – заговорил еще один. Этот был вдвое старше предыдущего, но такой же комплекции и с плешью на полголовы. Он лежал на боку, подпирая голову ладонью. – А этот, – свободной рукой он показал на меня, – в придачу еще и на мозги жалуется. Вся черепушка забинтована. Русские хоть?
– Русские, – ответил я.
– Ладно, пусть доходяги отдохнут с дороги, прилягут, раны залижут.
– Куда определим их, батя? Битком ведь. – Ковыряясь эглетом в зубах и причмокивая, бородатый окинул взглядом помещение. – Разве что к дедулям и бабулям?
– К ним, сынок, к ним родимым.
– Вы слышали батю. Итак, ты, – обратился он к Давиду, – забирай этого больного на голову и двигайте вон туда, под ту стеночку… – Бородатый резко опустил руку, когда понял, что туда, куда он указывает пальцем, мы даже не смотрим. И двигаться в том направлении не собираемся. – А чё такое, а? Чё такое?! Вам чё-то не ясно?! Вас чё-то не устраивает?! Я не пойму, вы борзые такие или дурные?! Так мне чё, встать, что ли, и помочь вам определиться?!
Мы с Давидом переглянулись. И снова этот его жалостливый, клянчащий взгляд, означающий «будь другом, уступи». Куда было деваться – уступил, кивнув. Отблагодарив меня еле заметной ехидной улыбкой, он принялся вразумлять бородатого:
– Значит так, невоспитанный молодой человек, внемли каждому моему слову. Будешь хамить – я сломаю тебе палец. Если повторится, сломаю еще один. И буду ломать до тех пор, пока не научишься вести себя подобающе.
Резво встав, бородатый покрутил головой, разминая шею, и уверенным шагом направился к Давиду.
– Задай ему, сыночек, чтоб навсегда запомнил! Ты смотри, выискался тут, кровиночке моей угрожать!
– Задам, батя! Ох как задам! Ты меня знаешь!
Почти все вокруг затихли, замерли, и лишь плач детей нарушал тишину. Они находились в предвкушении захватывающего, но кровавого представления.
– Мизинец на правой! – бросил Давид, когда тот уже был в нескольких шагах от него.
Бородатый устремил кулак ему в голову, но Давид увернулся, схватив его одной рукой за запястье, а второй за рукав в районе плеча. Давиду не пришлось особо напрягаться, тот и так сам по себе валился в нужную сторону. Оставалось лишь слегка направить. Он потянул его на себя, сделал полуоборот и, уложив бородатого брюхом на пол, заломил ему руку и наступил коленом на поясницу.
Поняв, что дело пахнет керосином, бородатый заколотил носками ботинок по звукоизоляционному полу и заверещал как недорезанный кабан.
– Сукин сын! – вскочил батя. – Да что ж ты делаешь?! Отпусти ребенка!
Этот был уже мой. Хлесткий удар кулаком в подбородок сбил с ног несущегося горе-родителя. Рухнув на спину, он отключился.
Я окинул грозным взором остальных отморозков, но никто из них недовольство не выказал, что было предсказуемо.
– И чё, будешь теперь слушаться, небритая детина?! – разжав его мизинец, с задором спросил Давид.
– Буду, буду! Только не ломайте палец, пожалуйста!
– Видишь, прогресс налицо. И не такой уж ты пропащий, как оказалось. Вспомнил даже, что к незнакомым людям, особенно годками постарше тебя, нужно на «вы» обращаться. Молодец. Порадовал. Может, и выйдет из тебя достойный член общества.
– Выйдет! Обещаю, выйдет! Только отпустите! Не ломайте! Не надо!
– Ладно, вижу, встал ты на
